Обычный серый крольчонок. Костя вскочил. Головой ударился о потолок – мерзкое и шершавое посыпалось за шкирку. Костя плакал. Дергал веревку, грыз. Зажимал себе рот, чтобы не кричать – боялся спугнуть. Может, знает крольчонок дорогу? Но тот только и делал, что смотрел на него – глаза - кнопки грустные. Так бы нажал - и домой. Посидел, посидел зверек, да и истаял. Костя затрясся. Большой маленький Костя плакал.
6
Падуш был вне себя. Он весь ходуном ходил, не зная, куда девать свои облезлые коленки.
А что увидела Шишика? Некто престранный, перепачканный в иле, сидел прямо на том, что выращивал братец, и, закрывшись конечностями, страдал. А заметив Шишику, так вообще взвился, и начал раскачиваться, бормотать – она не понимала - водить рукой – туда-сюда, вверх-вниз, себя касаясь.
«Не иначе пришелец, и правда, - подумалось ей, - мертвец и есть».
Но она себя мысленно одернула – не бывает такого. Просто болен Лютый Аахи.
Некто был бледен, шерсть вылезла. Глаза впалые, прозрачные, светлые, как внутренности, ну не гадость ли? Шишика достала успокоительный пузырек и выпила залпом.
- Где ты это раздобыл? – шепотом спросила она у братца.
- Высший разум.
- Что-то туговато у разума насчет контакта, - она исподлобья, но внимательно оглядела добычу. – И для опытов ты ему не сильно-то нужен.
«Болен Лютый Аахи, болен.»
И тут вспомнилось кое-что поважнее пришельца.
- Ты мои гадальные кости зачем стащил?
- Меняться, - прошипел братец – отстань, - и поиграл носом. – Был знак. То, что висит, над дверью.
- Тьфу, - разозлилась Шишика. – ступить некуда от твоей дурости!
- Парень сказал, что тоже встречался с такими, – Падуш покосился, – но тот был нормальный, при шерсти, правда, ходил на всех лапах сразу. Они поменялись, и парень подсадил пришельцу Веселящую Зверушку. Если хочешь хорошо проводить время, сажаешь ее себе, ходишь, хватаешь всех за шерсть. Все прыгают, кричат. Весело. Забавно. Знаешь? Пробовала уже?
Шишика что-то пробормотала - что-то неодобрительное. Некто тем временем нервно озирался – кругом было болото, и он с ужасом это осознавал. Его мутило – что ж, да, воняло.
- Ну вот. А пришелец дал ему то, что я у него потом выменял. Не мог же я всучить бабушкин вяленый палец. Позвонки птицы Все Хорошо – это хоть что-то! Уровень!
- Позвонки птицы Все Хорошо! – Шишика замахнулась заплечным мешком. – Так бы и врезала! Уровень!
- По легенде наш прапрадедушка…, - братец ловко увернулся – видно, было не впервой. - Сама Птица велела ему распорядиться своими костями.
- Есть другая легенда. Что прапрадедушка сбил камнем сияющую птицу, когда та присела передохнуть, и продал ее кости жителям Хвоста.
- Жителям Хвоста? Что ты! Говорят, они даже умирать уходят не как все, кто хочет, чтобы Лютый Аахи его проглотил, а… В другую сторону.
- Неважно. Взял и продал. И это не кости птицы Все Хорошо, а незрелые плоды, которые упали и окаменели, не хуже меня знаешь – вместе собирали.
- Наш прапрадедушка был особенным. Он не мог сбить камнем великую птицу. Он ходил по спине Лютого Аахи не просто так, а все время думал, как тот устроен? И был очень любознательным. У него было много вопросов, и однажды он решил спросить обо всем, о чем хотел знать, у самого Лютого Аахи. Что у него на животе? А что в животе? Там ли мир мертвых? Если не там, то где?
- В животе у Лютого Аахи уютно, светло и тепло. Там вечная жизнь! А мы с тобой сидим на болоте, в подмышке Лютого Аахи, а не на спине, откуда такой прекрасный вид, или за ушами, где сухо, и где живут все, кто родился с нами на одном дереве. Знаешь, почему?
Шишика сгребла братца и оттащила его в сторонку.
- Спрячь это, где хочешь, и чтобы никто…
Падуш вытаращился.
- Что? – запаниковал он.
- А еще лучше утопи в болоте. Как он сюда попал?
- Тонул в болоте.
- Вот и прекрасно! – шипела Шишика. - Тонул бы себе!
- Хочешь, чтобы я разделался с пришельцем? – Падуш чуть не задохулся. – Смысл моей жизни…Доказать…Рушь! Убивай!
- Лютый Аахи болен! И вместо птицы Все Хорошо над нами летает неизвестно что. Но это очень внимательное «неизвестно что», я тебе клянусь.
«И клюв…» Но больше она ничего не сказала. Глаза ее потемнели. Шерсть ближе к хвосту пошла волнами, что значило, что она сильно взволнована.
- Не смей меняться с ним!
Падуш всхлипнул.
- И сделай милость, расчешись. Ты его кормил?
Братец уныло замотал головой.
- И хорошо, - повела носом Шишика.
Хотелось добавить: