Арина-Марина сидела тихо. Ей сделалось, как говаривали они с сестрой, «ссыкотно». Гуси оказались ни хохо себе.
Тетушка с грохотом поставила банку на стол и, отвернувшись, стала изучать холодильник. Где у нее были цифры.
- Я, слава богу, еще с ума не сошла.
Арина-Марина покашляла, будто молоком подавилась. Тетушка вытаращилась.
- Когда болото было, и все такое, я видела. Как они двинулись. Клянусь. Камни взяли и поменялись местами. А теперь пойди, докажи. Все одинаковые. Я даже пометить пробовала. А ничего не выходит, краску как съедает кто изнутри. Камни-то не простые значит.
Арина-Марина беспокойно закрутилась на стуле. Не скучно, да и не хорошо.
- Я давай считать. Ну, как это возможно? Их семь штук, все на одно лицо. Может, меняются каждый день, или каждую ночь, или в полнолуние, или через неделю? Но как они меняются, понимаешь? Я не знаю. Думала, как только наступит кто на них… Нет. И топала, и копала. А тяжелые стали – не поднять. Ходила, ходила вокруг, ничего. Или, может, важно, как они меняются? В каком порядке? Может, если встанут, как тогда, снова будет это болото?
- А я знаю. Дядюшку украли, - спокойно сказала Арина-Марина.
Теперь она была точно уверена, что у Тетушки дыра в голове размером с крышу.
- Украли? – растерялась та.
- Пришельцы. Чтобы опыты на нем ставить.
- На живом-то человеке, - расстроилась Тетушка. – А хозяйство-то я что? Одна теперь ворочай?
- А где собака была?
- Где собака была? – вдруг яростно хлопнула по столу Тетушка, и Арина-Марина подпрыгнула – даже тапочек слетел. – Вот что я спрашиваю!
«Завтра посмотрю, что за камни, да получше», - решила девочка.
- И они растут. Вот тебе крест. Все время растут. Как пухнут вроде.
«Мда. О таком кому расскажешь? Даже сестре родной по телефону постесняешься. И правда. Только плакать.»
8
Прапрадедушка Шишики и Падуша хотел и впрямь найти ответы. Он исходил спину Лютого Аахи вдоль и поперек. Навидался всякого. И что в итоге он знал? Что все рождается на деревьях. Что нет ничего приятнее, чем поймать Веселящую Зверушку с тем, кто тебе нравится, подсадить ему, и взяться за лапы, чтобы обоих тряхнуло, как следует. Что любой, кто чувствует себя усталым, идет к пасти Лютого Аахи, чтобы тот принял его, проглотил. А дальше? Что внутри у Лютого Аахи? Есть ли что потом? Есть ли другие звери Аахи? Есть ли то, чего нет на спине у Лютого Аахи?
Однажды Прапрадедушка шел между высоченными деревьями с плодами, которые еще не созрели. На горбушке у него сидела заплечная сумка, а в голове сидели мысли - да такие, что даже уши шевелились. Хвост его был грязным и давно не чесаным – до чистоты ли тому, кто хочет узнать, куда плывет Лютый Аахи? И главное - зачем? Ни у кого, кто родился с ним на одном дереве, таких вопросов не возникало, но это Прапрадедушку не смущало. Он старался как можно больше путешествовать и всех расспрашивать. Пару раз даже был потрепан за то, что болтал лишнего. И громче, чем шепотом.
Дело было позднее, пришла пора устраиваться на ночлег – промозглый, черный туман, в который медленно погружался зверь Аахи, уже дополз до колен. Прапрадедушка нарвал листьев, чтобы по-быстрому свить из них укромище, но вдруг заметил птицу. Ноги скрючены, глаза закрыты – птица умирала. Но это несомненно была она – сияющая птица Все Хорошо. Он узнал ее по остаткам света, что таился в наполовину вылезшем оперенье, а также по загнутому кверху клюву, подобно которому нет больше ни у кого. Увидев птицу, Прапрадедушка заплакал, потому что ему стало ее сильно жалко. А тата приоткрыла один глаз и велела слушать.
- Э? – удивился Прапрадедушка, вытирая слезы, но слушать стал внимательно.
Птица наказала ему идти прямо к глазу Аахи, горячему и светящемуся, в который нельзя смотреть без того, чтобы не ослепнуть. И через этот глаз спуститься к нему внутрь. Там она велела закопать ее позвонки, чтобы из них могло вылупиться потомство. Лютый Аахи должен двигаться куда следует, и все должно идти своим чередом, как положено.
Прапрадедушке же затем следовало вернуться обратно, поднявшись через другой глаз Лютого Аахи, – холодный и тусклый, в который нельзя смотреть без того, чтобы не сойти с ума. За это птица Все Хорошо обещала Прапрадедушке свое сердце – тому, у кого внутри сердце сияющей птицы, не нужно будет уходить внутрь Лютого Аахи, когда он устанет. Потому что он не устанет никогда.