Эден не обязан со мной откровенничать и рассказывать про дела с моим мужем. Про письмо он и так всё объяснил. «Досадная ошибка». Остальное меня не касается. Но если не собирается этого делать, зачем пригласил сюда? Мог ведь отказать ещё в автосалоне. Безо всяких завтраков. И что бы я стала делать? Размахивать полученным письмом, топать ногами и требовать подробностей? Звать управляющего?
Но мы оба сейчас сидим в кафе, изучаем меню. То есть, это Эден изучает, а я, закончив наконец-то поиски очков в сумочке, просто делаю вид.
Надо как-то начать разговор. Лучше сразу повторить волнующий меня вопрос в лоб. Или подождать, когда Эден начнёт говорить первым. Не завтракать же мы на самом деле приехали.
— У них отличные омлеты. Советую «Три яйца», — нарушает молчание Эден.
Серьёзно? Секунды две смотрю или, вернее, любуюсь его красивыми чертами. С него бы ангелов рисовать — такие же правильные линии, тонкие, изящные. Фарфоровая кожа, лучистые глаза. Ему даже отросшая щетина к лицу.
— Я не голодна, — спохватываюсь, когда пауза затягивается до неприличия. — Мне только кофе. Чёрный, в зёрнах.
Моё навязчивое внимание, кажется, его не смущает. Эден всё так же невозмутимо и любезно улыбается. Профессиональное, что ли? Наверняка к вечеру от таких улыбок у него сводит скулы. Или успел натренировать лицевые мышцы за годы. Интересно, он всегда работал в продажах? Это ведь ужасно утомительно.
— Ранняя пташка.
— Что?..
— Сок на выбор, два яйца в любом виде, тост, джем и кофе, — Эден перехватывает мою ладонь, аккуратно высвобождает указательный палец и подводит к нужной строке в меню. — Пару лет, пока разводился, только этим выживал. Рекомендую.
========== Quatre ==========
Развод это плохо. Сложно. Точно сложнее, чем кончина нелюбимого мужа.
— Есть дети? — спрашиваю, потому что нельзя просто взять и проигнорировать такое признание.
— К сожалению, нет, — Эден выпускает мою руку, делает знак официантке. Снова смотрит мне в глаза. — Собственно, поэтому и пришлось развестись.
Вот уж что вообще меня не касается, слишком личное и точно не тема для светской беседы, но я зачем-то продолжаю лезть в задницу без вазелина.
— Она не захотела?
— Наоборот. Это я не могу иметь детей.
Немею. Господи, я не просила таких откровений! Но Эдену словно не доставляет проблем рассказывать о самых интимных вещах.
— Варикоцеле{?}[— расширение сосудов в яичках и семенном канатике, которое приводит к повышению комфортной для развития сперматозоидов температуры, что в свою очередь чревато повреждением и гибелью семени.], — будничным тоном, будто мы сто лет знакомы и съели уже не одну тысячу завтраков вместе, сообщает он. Смеётся: — Матросики объявили на корабле бунт и взяли капитана в заложники.
Я не выясняю, можно ли это вылечить. Или почему не воспользовались экстракорпоральным оплодотворением. А ведь есть ещё доноры, не говоря о том, что ребёнка можно было усыновить.
Вместо этого зачем-то рассказываю о себе:
— Мой сын умер. Утонул. В озере. Ему было двенадцать. Его звали Брис. Альберт хотел ещё детей, но я не смогла. Не физически, а…
Не захотела, как не хотела слушать про усыновление, суррогатных матерей, отличных психологов и прочие доводы. Мне было ясно, как божий день: если я не смогла уберечь одного, других не положено. Дети ведь не коты: если сдох один, сначала горюешь, а потом просто заводишь другого.
Альберту нужен был наследник, мне не нужен был никто. Даже Альберт.
— Понятия не имею, почему мы не развелись.
Появление официантки прерывает поток бессвязных мыслей. Она радушно улыбается, я тоже пытаюсь. Чувствую себя до невозможности глупо. А вот у Эдена трудностей с улыбками нет и в помине. Какой-то условный рефлекс, ей-богу.
Они естественно обмениваются любезностями, кажется, и правда давно друг друга знают. Может, эта молоденькая толстушка тоже в курсе его проблем с матросиками? Может, с ней он нашёл утешение, вон как мило щебечут. Почему бы и нет? Молодые, свободные. Как там? Никто не хочет быть один. А завтраки шли приятным дополнением — завёз девчонку с утра на работу, тут же поел и шмыг в свой автосалон до вечера. И по новой. Хотя вряд ли они встречались каждый день. Это же как новые обязательства. Наверняка он их не хотел. После развалившегося брака никто не хочет. Хотя я-то откуда знаю?
— Мэдисон!
Не сразу понимаю, что Эден обращается ко мне. Официантка тоже застыла с блокнотиком в руке и выжидающе смотрит.
— Как ты ешь яйца?
— Что?..
— Я заказал нам две «Ранние пташки». Надо выбрать, как готовить яйца, — терпеливо объясняет он.
— А, да. Конечно.
— Так как? — уточняет официантка. Наверняка решила, что у меня прогрессирующая стадия деменции.
— Обычную глазунью. С зеленью, если можно. И чтобы обжаренная с двух сторон.
— Сделаем. Сок какой?
Перебарываю несвоевременное желание изучить ассортимент в меню. Называю первый пришедший в голову:
— Грейпфрутовый.
— Круто. Значит «Две ранние пташки», омлет с грибами, яйца пашот с зеленью, соки апельсиновый и грейпфрутовый, один флэт уайт и один американо.
Мы, не сговариваясь, киваем.
Официантка удаляется, покачивая широкими бёдрами. Интересно, как Эден потом ей меня представит? Старая знакомая, причём буквально? Особенная клиентка? Или всё-таки расскажет правду?
— Ничего, что я на «ты»? — спрашивает он.
— Давно пора, — я всегда была за демократичность. — Мадам Морган — как-то слишком официально. Добавляет, как минимум, ещё десяток, а мне и своих хватает, — пытаюсь пошутить.
— Неправда. Ты очень молодо выглядишь, Мэдисон.
Не то чтобы мне не льстили его слова, но себя не обманешь.
— Для своих лет, — отмахиваюсь я, снимаю очки. И наконец-то решаюсь попросить: — Расскажи мне про заказ Альберта.
Эден становится серьёзным. Пожалуй, впервые за наш разговор отводит взгляд и несколько секунд сосредоточенно смотрит в окно. Вряд ли любуется пейзажем — за стеклом дорога и полупустая автозаправка. Чуть дальше — покатые серые крыши магазинов.
— Я надеялся, что мы поговорим об этом позже. Ты действительно хочешь знать?
Я не уверена, и чем дольше он тянет с ответом, тем сильнее сомневаюсь. Поэтому твёрдо киваю:
— Да.
— Месье Морган собирался купить у нас «Субару Би. Ар. Зет». Он сделал первый взнос за шесть дней до… аварии. Наличными.
Что-то такое я и предполагала услышать. Фил говорил, что согласно распечатке из банка Альберт перед смертью обналичил несколько крупных чеков, но дальше следы терялись. И я не придала значения. Того, что мне досталось, и так хватит на безбедную старость с лихвой.