– Я приеду, Полинка.
– Когда?
– На следующей неделе, наверное.
– Я могу вас встретить.
– Не надо, у тебя университет.
– Да, университет, – эхом отозвалась Полина.
О том, что ее отчислили, она не сказала. Какое это имеет значение для тети Гали, если даже ей самой безразлично?
– Вы звоните мне на сотовый, – сказала Полина. – Когда прилетите.
– Да-да, конечно. Ты держись, Полинка.
Они распрощались. Полина отключила телефон, но по-прежнему сжимала трубку в руке.
– Родственники? – спросил Хеджи.
– Мамина родственница. Очень дальняя.
– Из-за границы звонок?
– С Кипра. Она там работает.
Полина отвечала голосом усталого человека, будто позади была не заполненная сном ночь, а тяжелый день. Легла на спину, невидяще смотрела в потолок.
Часы показывали девять. Впереди долгий-долгий день. Невыносимо долгий.
– Что сегодня делаешь? – спросил Хеджи.
– Ничего.
Это было правдой. Ничего. Жизнь остановилась.
На экране сотового телефона замигал символ – «конвертик». Полина посмотрела на экран равнодушным взглядом, спросила:
– Хеджи, у тебя есть деньги?
– Сколько?
– Долларов двадцать. Мне из сотовой компании сигналят – пора вносить абонплату. Иначе отключат мобильник.
– Я на нулях, – сказал Хеджи. – Есть какие-то копейки на бензин, вот и все. А ты что – без денег?
– Без денег. Совсем.
– Плохо, – оценил Хеджи. – На работе мне заплатят на следующей неделе.
– Какое странное состояние, – сказала Полина бесцветным голосом. – У меня нет денег, и им неоткуда взяться. Я такого никогда не испытывала раньше.
Она не удивлялась случившейся метаморфозе, а просто констатировала факт. Надо же было, мол, такой нелепице приключиться.
– Разве у тебя нет кредитной карты? – спросил Хеджи.
Помнил, что видел когда-то кредитку в руках у Полины.
– Там нули, Хеджи.
Все потратила на похороны, понял он.
– А сбережения?
– Сбережений тоже нет, – задумчиво произнесла Полина, мыслями уносясь в свое недавнее прошлое. – Наличных денег у бизнесмена быть не может, все должно быть в деле. Это не я, это папа так говорил.
– Я понял.
– Знаешь, как у нас было с деньгами? Папа время от времени приносил деньги, много…
– Много – это сколько?
– Я не считала, Хеджи. Видела только – такие толстые пачки. То рубли, то доллары. Он спрашивал у меня, есть ли у нас крупные траты в ближайший месяц. Какие-то серьезные покупки. Если нет – он деньги уносил. В дело пускал, что-то там такое покупал, потом это купленное продавал, в общем – бизнес. А дома оставлял тысячу или две, когда как.
– Тысячу – рублей?
– Долларов, – равнодушным голосом ответила Полина.
Ей будет трудно, подумал Хеджи. Она еще не знает, что такое жить без денег. Пока что печалится о погибшем отце и не отдает себе отчета в том, что изменения в ее жизни заключаются не только в этом. Когда поймет, это станет для нее еще одним ударом. Пускай и не таким сильным, но тем не менее болезненным.
– У тебя есть квартира, – подсказал Хеджи.
– И что?
– Не знаю, – замялся Хеджи. – Почти наверняка есть что-то такое, что ты можешь продать.
– Что продать? – спросила Полина, не поворачивая головы.
Хеджи вспомнил о часах, виденных им на каминной полке в звонаревском кабинете.
– Часы, например, – сказал он.
– Какие часы?
– На той квартире. В кабинете.
– Старинные?
– Да, с какой-то там башней.
– Эти часы подарили моей маме.
Подразумевалось, что об их продаже не может быть и речи.
– Послушай! – приподнялся на локте Хеджи. – Но ведь у твоего отца фирма! Он ее единственный владелец! И там такие деньжищи!
– Какие «деньжищи»?
– Большие! Неужели ты не имеешь права всем этим распоряжаться? Вместо того чтобы искать двадцать баксов для оплаты мобильника, просто пойди на фирму отца!
– И что?
– Потребуй, чтобы они хотя бы оплатили твои счета. Ты ведь теперь там хозяйка!
Глава 12
У дверей офиса отцовской фирмы скучал охранник, седой дядька в черного цвета униформе. Черный берет сдвинут на затылок. Самому себе дядька, наверное, виделся профессиональным костоломом из спецназа. Руки заведены за спину, ноги на ширине плеч, мерно покачивается с пятки на носок, взгляд устремлен куда-то вдаль.
Полина была здесь всего-то пару раз, да и то очень давно, так что, если бы не вывеска у входа, не смогла бы самой себе сказать с уверенностью, что это именно здесь.
– Можно пройти? – сказала она.
– Нельзя.
Седовласый страж даже не удостоил ее взглядом.