Домой Полина возвращалась на такси. Радио в салоне было включено. В эфире недобро резвился злой Хеджи. О том, что он зол, Полина догадалась без особого труда. Когда к нему на прямой эфир дозвонилась какая-то девушка, Хеджи с превеликим удовольствием по ней потоптался.
– Это опять вы? – спросил он недоброжелательно.
– Я? – растерялась девушка, которая, возможно, звонила на радио впервые в жизни.
– Да, вы! Ну сколько можно! Все вы и вы! У вас нет других забот?
Молчание в эфире. Растерялась радиослушательница.
– Почему вы молчите? – капризно спрашивал Хеджи. – Как вас, кстати, зовут? Вы столько раз уже звонили…
– Я не звонила! – отчаянный писк.
– Столько раз звонили, а представиться не удосужились!
Радиослушательница наконец догадалась бросить трубку.
– Вот так! – промурлыкал Хеджи как ни в чем не бывало. – Мы их любим, а они этого совсем не ценят.
– Выключите, пожалуйста, радио, – попросила водителя Полина. – У меня болит голова.
Во второй половине дня она дозвонилась до тети Гали.
– У меня билет Аэрофлота до Ларнаки на следующее утро, – сказала Полина.
– Очень хорошо! – отчеканила тетя Галя, будто именно об этом рейсе они с Полиной уже давным-давно договорились. – Прилетаешь в Ларнаку приблизительно в час по местному времени. Тебя встретит Костя. Вообще-то он киприот, имя у него Костас, но мы его зовем так. Он отвезет тебя в Лимасол, все расскажет, все покажет. Я ему позвоню, он тебе сегодня же по факсу сбросит приглашение. Что еще?
– Кажется, больше ничего, – сказала обескураженная тетиным напором Полина.
– Вот и хорошо. До встречи на Кипре!
Даже не спросила, как у Полины дела.
Глава 23
Вы попадали когда-нибудь из зимы в лето?
Три часа назад подходили к трапу самолета, ступая по выстуженной бетонке, старательно отворачивали лица от холодного колючего ветра, бесцеремонно-бесстыже забирающегося вам под одежду, и вдруг, через три часа под крылом самолета вы видите усеянное блестками солнечных зайчиков море, зеленеющие, без малейших признаков снега, поля, а по аэродромному полю, на которое опустится ваш самолет, спешат по своим делам служащие, облаченные в тонюсенькие короткорукавные рубашки. Но вы, изумленные и очарованные этой картиной, все равно не испытали еще настоящего восторга, который посетит вас только с первым вашим шагом по трапу самолета. Вдруг налетит теплый ветер, он будет плотен и пахуч, а солнце чмокнет вас в макушку, одаряя ласковым теплом, подзабытым за зиму, которая дома уже казалась нескончаемой, и только теперь вы поверите в то, что не все в жизни плохо, а вовсе даже наоборот, если разобраться.
Волна тепла окатила ступившую на трап Полину, она замерла и зажмурилась на мгновение, кто-то за ее спиной сказал:
– Ну что же вы, девушка!
Она обернулась и одарила спешащего счастливой улыбкой. Кажется, так искренне и беззаботно она улыбалась впервые за последнее время. Бродяга-ветер ласково потрепал ее по волосам, приветствуя ее и выражая свою к ней приязнь.
Пройдя паспортный контроль, Полина получила свой багаж, среди прочих прилетевших прошла по коридору, потом через небольшой зал, а дальше уже был зал ожидания, и только теперь до нее дошло, что несколько смуглых киприотов в форменной одежде, скучавших в том самом коридорчике, который она только что миновала, – это и есть таможня, и расслабленное нелюбопытство кипрских таможенников тоже ей понравилось, как нравилось все остальное, что она видела здесь.
– Полина? – вынырнул из группы встречающих молодой парень. – Здравствуйте!
Был он смугл, черноволос и кудряв.
– Вы Костя?
– Да!
Он просто лучился от счастья.
– Как же вы меня узнали, Костя?
– О, это было очень просто! Мой шеф сказал мне, что на всем московском рейсе вы будете самой красивой девушкой!
Полина засмеялась. В Костасе было лукавство, которое обычно встречается только на Востоке и которое не позволяет никогда понять до конца, какова доля правды в произносимых речах.
Они вышли к стоянке машин. Здесь было яркое солнце и какие-то особенные краски, которых дома Полина не видела.
– Сюда, пожалуйста! У нас в машинах руль справа, пассажир сидит слева, это все британцы, ну что возьмешь с колонизаторов? – тараторил Костас. – Если бы остров когда-то достался французам или немцам, например, сейчас было бы все как у людей, а так для всех, кто из Европы, тут не жизнь, а это… как его…