Погляди: от птиц до Рыбы — и теперь и встарь — Жаждут именно того же человек и тварь.
Он счастливцем был, что воду чистую открыл, И в дозволенное время сам ее испил.
Он нашел родник, как солнце чистый, — в нем —добро, — Как жасмин чистейший, белый, словно серебро.
Происходит свет прекрасный дня — от белизны. И от белизны небесной светел блеск луны.
Чистых нет цветов. С изъяном каждый в мире цвет, Кроме белого, — в одном лишь в нем изъянов нет.
Все, что чистотой блистает, все, что запятнать Невозможно, мы привыкли «белым» называть.
И в часы служений богу, перед алтарем Вечного, мы в одеянье белом предстаем».
А когда жасминогрудой пери смолкла речь, Шах Бахрам ее в объятья поспешил привлечь.
И таких ночей счастливых много славный шах, Веселясь, провел в прекрасных тех семи дворцах.
И его высокий этот свод благословил, И семи небес ворота перед ним раскрыл.
Хакан просит у Бахрама прощения
В день, когда хакан услышал о делах царя, Отойти от зла решил он, благо сотворя.
Распрю он закончить миром поручил послам, Написал письмо, надеясь, что простит Бахрам.
Он писал: «Виновник смуты наконец казнен;В нем был корень всех напастей, им я был смущен.
Он хитрил и льстил; он миру и тебе вредил. Подлой ложью, на вражду он дух мой возбудил.
Простодушного — он ловко обманул меня,На войну с тобой —великим — он толкнул меня.
Он писал: «Страна богата, путь тебе Открыт.Как прочтешь письмо — не медли. Скорый — победит.
Шах страной не управляет, только пьет вино. Все дела его — пустое хвастовство одно.
Я с тобой теперь на дружбу пояс повяжу, Приходи с мечом, а шаха сам я поражу».
О твоих деяньях славных я, мой шах, узнал И увидел, что изменник мне бесстыдно лгал.
В пору брани, в пору мира все вершит Бахрам, Что великим подобает совершать царям.
Я, как прежде, раб твой верный. В Чине — у себя — Я хакан. Но эфиопский раб я для тебя!
Дочь моя — раба, служанка твоего дворца; Прах твоих порогов выше моего венца.
Все послания злодея, что писал он мне, Где о падишахе мира дерзко лгал он мне,
Я свернул и отдал в руки преданных послов, Чтобы их прочел великий царь мой и хосров».
А когда Бахрам те письма принял от гонца, Их прочтя, он разъярился, как калам писца.
Воздал богу он, что правду наконец обрел. Все дела рукою твердой в царстве он повел.
И когда в дурном и добром суть увидел он, Справедливостью одною был Бахрам пленен.
Как красавицу, он правду страстно полюбил, Отпустил он семь красавиц и о них забыл.
Корни всех других стремлений подрубил в себе,Ради правды жил и счастлив был в своей судьбе.
Завершение дел Бахрама и исчезновение его в пещере
Нанизавший лалы нити повести нетленной,Что немолчным наполняет звоном слух вселенной.
Так сказал: «Когда семь башен, с чашами вина, Перед шахом заключили сказок круг сполна,
Разум в куполе, что замком был его уму, О летящем своде мира подал весть ему:
«Мудрый, удались от капищ идольских земли! Убегай уничтоженья: вечному внемли!»
Этот голос у Бахрама дух воспламенил. Шах от сказки и обмана взоры отвратил.
Видел: свертывают звезды бытия ковер, Золотые своды замков превращая в сор.
Он семь куполов отвеял от очей, как сон;В дальний — к куполу иному — путь собрался он.
Ведь один тот купол тленьем будет пощажен; В нем до дня Суда правдивый дремлет, опьянен.
Семерых седых мобедов шах призвать велел, Семь дворцов семи мобедам передать велел;
Вечный пламенник под каждым сводом засветил; В храмы пламени жилища страсти превратил.
Стал шестидесятилетним старцем властелин; Забелел в кудрях-фиалках седины жасмин.
Стал служить Бахрам, как богу, истине одной, И чуждался неизменно радости земной.
Но однажды, чуждым ставший ловле и пирам, С избранными на охоту выехал Бахрам.
Но не ловля, не добыча в степь царя влекла: Сделаться добычей неба — цель его была.
Рать рассыпалась по степи. Каждый повергал Или гура, или ланя. Лишь Бахрам искал
Одинокую могилу для жилья себе. Убивал порок и злобу бытия в себе.
Не охотился на ланя, в лани — зло таится...В солонцах, где лань к потоку в полдень не стремится
Вдруг онагр, резвей, красивей прочих, в облаках Пыли показался, — мчался в сторону, где шах
Ждал его. Он понял: этот ангелом хранимый Зверь — ему указывает неисповедимый
Путь в селения блаженных. Устремил коня За онагром. И могучий — с языком огня
Схожий легкостью и мастью — конь его скакал По пескам, глухим ущельям, средь пустынных скал.
Конь летел, как бы четыре он имел крыла. А охрана у Бахрама малая была, —
Отрок или два — не помню. Вот — пещеру шах, Веющую в зной прохладой, увидал в горах.
Кладезем зиял бездонным той пещеры зев.И онагр влетел в пещеру; шах вослед, как лев,
В щель влетел, в пещере ярый продолжая лов; Скрылся в капище подземном, словно Кей-Хосров.
Та пещера стражем двери стала для Бахрама, Другом, повстречавшим друга в тайном месте храма.
Вдруг обвал пещеры устье с громом завалил И Бахрамову охрану там остановил.
И хоть поняли: в пещеру эту нет пути, Но обратно не решались отроки идти.
Вглядывались в даль степную, тяжело дыша, — Не пылит ли войско в поле, шаху вслед спеша
Так немалое в тревоге время провели. Наконец к ним отовсюду люди подошли,
Увидали: вход в пещеру камнем заслоненИ в мозгу змеи — змеиный камень заключен.
Отроки им рассказали все, что знали сами;Как Бахрам влетел в пещеру, как потом камнями
Завалился вход. Не верил отроков словамНи один: «Глупцы-мальчишки вздор болтают нам!
Как слоноподобный телом богатырь Бахрам Поместился в щель, где впору жить одним кротам?»
И не ведали, что, вещий увидавши сон,В Индостан ушел скучавший на чужбине слон.
Он — слону подобный силой — скован роком был, А расторгнуть цепи рока нет под солнцем сил.
Но чтоб местопребыванье шахское узнать, Плетками юнцов несчастных начали стегать.
Громко закричали слуги, плача и божась,Вдруг, как дым, из той пещеры пыль взвилась, клубясь
И раздался грозный голос: «Шах в пещере, здесь! Возвращайтесь, люди! Дело у Бахрама есть».
Но вельможи отвалили камни и зажгли Факелы и в подземелье темное вошли.
Видят: замкнута пещера в глубине стеной. Много пауков пред ними, мухи — ни одной.
Сотню раз они омыли стену влагой глаз. Шаха звали и искали сто и больше раз
И надежду истощили шаха отыскать. И о горе известили государя мать.
И перед пещерным зевом стали, как змея, Вереницею, в безмолвье реки слез лия.
И, истерзанная скорбью, мать пришла Бахрама. И она искала сына долго и упрямо;
Сердцем и душой искала, камни взглядом жгла, Розу под землей искала — острый шип нашла.
Кладезь вырыла, но к кладу не нашла пути; В темном кладезе Юсуфа не могла найти.
Там, где мать, ища Бахрама, прорывала горы,— До сих пор зияют ямы, как драконьи норы.
И пещерою Бахрама-Гура до сих пор Это место именуют люди здешних гор.
Сорок дней неутомимо глубь земную рыли. Уж подпочвенные воды в ямах проступили
Под лопатами, но клада люди не нашли. Небом взятого не сыщешь в глубине земли.
Плоть и кость земля приемлет, душу — дар небесный — Небеса возьмут. У всех, кто жив под твердью звездной,
Две есть матери: родная мать и мать-земля. Кровная лелеет сына, с милым все деля;
Но отнимет силой сына мать-земля у ней.Двух имел Бахрам богатых сердцем матерей,
Но земля любвеобильней, видимо, была: Так взяла его однажды, что не отдала
Никому, ни даже кровной матери самой!.. Разум матери от горя облачился тьмой.
Жар горячечный ей душу иссушил, спалил. И тогда старухе голос некий возгласил:
«О неистовствующая, как тигрица, мать! Что несуществующего на земле искать?
Бог тебе на сохраненье клад когда-то дал; А пришла пора — обратно этот клад он взял.
Так не будь невежественна, не перечь судьбе, С тем простись, что рок доверил временно тебе!
Обратись к делам житейским. Знай: они не ждут. И забудь про горе, — это долгий, тщетный труд...»
И горюющая гласу вещему вняла; От исчезнувшего сына думы отвела,
Цепи тяжких сожалений с разума сняла И делами государства разум заняла.
Трон и скиптр Бахрама-Гура внукам отдала. В памяти потомков слава их не умерла:
Повествующий, чье слово нам изобразило Жизнь Бахрама, укажи нам — где его могила?
Мало молвить, что Бахрама между нами нет,— И самой его могилы стерт веками след.
Не смотри, что в молодости именным тавромОн клеймил онагров вольных на поле! Что в том?
Ноги тысячам онагров мощь его сломила;Но взгляни, как он унижен после был Могилой.
Двое врат в жилище праха. Через эти — он Вносит прах, через другие — прах выносит вон...
Слушай, прах! Пока кончины не пришла пора: Ты — четыре чашки с краской в лавке маляра.
Меланхолия и флегма, кровь и желчь, от ног До ушей, как заимодавцы, зиждут твой чертог
Не навечно. И расплаты срок не так далек. Что ж ты сердце заимодавцам отдаешь в залог?
Умершие, что в могиле темной лица скрыли, Взятый в долг свой цвет и запах персти воротили.
И до дня Суда, годины грозной и великой, Ни один из них живущим не откроет лика...
Нашей жизни ночь — опасность; на путях у нас Страх, и страж уснул, и шарит вор в домах у нас.
Пусть землею обольщенный землю ест. Но что ж, Сильный, ты ножу слабейших сердце предаешь?
Хочешь, чтоб тебе подвластно стало небо, — встаньИ, поправ его пятою, над землей воспрянь!
Не оглядывайся только, — в высоту стремясь Неуклонно, — чтоб на землю с неба не упасть.
Твой кушак — светило неба. Ты — Танкалуша Звездных ликов. Цепи снимет с них твоя душа.
В каждом лике, как в зерцале, сам витаешь ты. Что же знаменьями тайны их считаешь ты?
Но хоть ты от ощущений звезд всегда далек, — Дух твой, разум твой навеки светы их зажег.
Кроме точки изначальной бытия всего,Все иное— только буквы свитка твоего.
Знай: ты страж престола бога и его венца. Ведома тебе дорога мудрости творца.
Ты гляди на добродетель, только ей внемли, Не уподобляйся гаду, что ползет в пыли.
Помни: все, чем обладаешь, — ткали свет и тьма. Помни: все, чего желаешь, — яркий луч ума!
О, скорей от рынка скорби отврати лицо!Огнь, вода, земля и воздух здесь свились в кольцо.
Хоть четыре дымохода в хижине, — тесна И темна для глаз и сердца и душна она.
Две есть двери в мире, словно в воровском дому. Этот мир мы тащим, словно странничью суму.
Помни: до того, как будешь изгнан из села, — Собери свои пожитки и навьючь осла.
В путь возьми с собою душу, тело позабудь: Тело — тяжкий груз, и труден будет дальний путь.
В мир вступая, ведай: скоро должен ты уйти Прочь. Так будь же осторожен на своем пути
Через этот мир. Умом он быстрым наделен, — Медленный в борьбе с тобою, быстр в убийстве он.
Пусть неправосудно пленник будет им убит, — В списке смерти ни единый им не позабыт.
Хоть сто тысяч раз сыграешь ловко, — все равно Благ земных не вкусишь больше, чем предрешено.
Льдом окованный, есть в чаще неба водоем. Чтобы не застыть навеки в дивно ледяном
Воздухе высот, куда мы скоро отойдем, — Надо сделаться живыми, прежде чем умрем!
Царь земной, стоящий в славе, словно небосвод, В час негаданный утратит славу и умрет.
Никому не подначальный мир убил его; Ни за что — бегущим диском раздавил его
Но росы медвяной капли с терна бытия Смертный, собирай — покамест длится жизнь твоя,
Чтоб о них у двери мрака ты не пожалел — В час, когда исторгнут душу меч и жала стрел.
Ты отринь отраду мира, прежде чем уйтиВ смерть, чтобы успеть от смерти душу унести.
Человек двумя делами добрыми спасет Душу: пусть дает он много, мало пусть берет.
Много давшие — величья обретут венец. Но позор тебе, обжора алчный и скупец.
Только тот достоин вечной славы, кто добра Людям хочет, ценит правду выше серебра.
Можно ль привязаться к службе, — даже у царей, —Что беременна опалой близкою твоей?
Не гляди на взлет надменный башни в облаках, Помни, что и эти стены превратятся в прах.
Что ты мнил своим минбаром — плахою твоей Делается. Что ж робеешь? Будь смелей пред ней!
Смертный пусть до зведной сферы вознесет венец, Но земное вниз земного свергнет наконец.
Пусть хосров, достигнув неба славой дел своих, Дань берет с семи великих поясов земных, —
Все же в некий день увидишь мертвым и его, Обездоленным, лишенным на земле всего.
Нападений тьмы избегнуть не вольна земля. На сокровищнице мира бодрствует змея.
Сладкий сок имеет финик и шипы свои. Где целительный змеиный камень без змеи?
Все, что доброго и злого судьбы нам дарят, — Это суть: услада в яде, и в усладе яд.
Был ли кто, вкусивший каплю сладкого сначала, Вслед за тем не ощутивший мстительного жала?
Мир, как муха, у которой медом впереди Полон хоботок; а жало с ядом — позади.
Боже! Дай всегда идти мне правильным путем, Чтобы мне раскаиваться не пришлось потом!
Двери милости отверзни перед Низами!Дом его крылом — хранящим в бурю — обними!
Дал ему сперва ты славу добрую в удел; Дай же под конец благое завершенье дел!
конец