Сомнений больше не осталось – ради этой женщины он был готов перешагнуть через свою гордость и встать бок о бок с рыцарями на поле брани. Никто больше не посмеет и пальцем тронуть Анну, а он, Пес, если понадобится, отдаст свою жизнь за ее спокойное существование.
Эти два дня он решил провести с Анной: узнать ее получше, поговорить с ней, рассказать о себе, а вдруг она не захочет быть с ним? А что, если у нее другие планы и, возможно, где-нибудь остались родственники? Или она захочет скорее забыть этот кошмар и навсегда исчезнуть из этих проклятых краев?
Вот об этом Пес не подумал, поэтому в легком замешательстве зашел к себе в комнату и уселся, обняв согнутые в коленях ноги, на тяжелый кованый сундук, служивший одновременно и шкафом, и дополнительным стулом, а иногда даже и кроватью. Солнце уже спряталось за горизонтом, а он все сидел и гадал: что же будет с ними дальше и как Анна отзовется на его ухаживания?
Гектор поймал себя на мысли, что никогда так долго не размышлял о чем-то одном, никогда не углублялся во всевозможные фантазии и рассуждения, особенно по поводу женщин. Это было странное чувство, но оно ему понравилось. Когда в дверь постучали и вошел слуга, чтобы занести пруссу фрикадельки с подливкой и брагу, он стряхнул с себя оковы тяжелых дум и твердо решил, что утром обязательно поговорит с Анной.
– Анна, ты здесь? – Едва дождавшись рассвета, Пес, немного стесняясь, постучал в соседнюю дверь.
– Да, да. – Было ясно, что девушка давно уже не спала. – Это ты, Гектор? Входи.
– Э-э, я вот зашел узнать, как ты? Удобно ли здесь?
По благодарному взгляду Анны, сидевшей в изголовье кровати и закутавшейся в одеяло из овечьей шерсти, Пес предположил, что это, возможно, лучшее из всех мест, где ей приходилось бывать.
– Зачем ты спрашиваешь? Насколько я помню, мне ни разу в жизни не доводилось спать на чистой постели. Правда, воздух здесь не такой свежий, как у нас в… – бедняжка осеклась, и через секунду ее милое лицо залили слезы.
– Не нужно, Анна, все уже позади, – Гектор присел рядом и осторожно взял девушку за руку. – Надо постараться скорее забыть все, отпустить. Главное, что мы остались живы, а это самая ценная награда для наших близких.
– Ты так думаешь? – кулачками размазывая слезы, Анна с надеждой посмотрела на Пса.
– А как же, конечно, – тут прусс понял, что надо говорить быстро и решительно, чтобы не усугублять и без того напряженную обстановку. – У меня ведь тоже… хм… непростая судьба. Хочешь, расскажу?
Анна кивнула, и Гектор, поднявшись с кровати и прислонившись к стене, начал свой рассказ. Родился он двадцать восемь лет назад здесь, в Кёнигсберге, в семье зажиточных прусских дворян. Его родители, потомки древних прусских знатных правителей, владели внушительными наделами, на которых трудились крестьяне, ежемесячно снабжавшие семейство Бронте мясом, зерном и овощами. А отец продавал продовольствие либо перекупщикам, либо братьям. Так появлялись деньги, причем очень неплохие.
Пес помнил из детства, как его мать носила красивые янтарные, золотые или серебряные украшения. Они постоянно разъезжали в гости к друзьям и родственникам в Данциг, Торн, Магдебург, Кульм, Бранденбург. Семья Бронте жила дружно и счастливо, постоянно балуя своего шустрого и смышленого сынишку. Правда, здесь существовало одно «но» – Гектор о многом знал лишь из рассказов. Его родители скончались, когда ему было всего четыре года.
В результате чудовищного недоразумения семейная пара Бронте отошла в лучший мир. Как-то в одной из поездок отец Гектора сильно поранился, а мать, давно уже страдавшая от удушья, в том же путешествии почувствовала себя значительно хуже. Поэтому семье пришлось в спешном порядке развернуть повозки обратно домой.
Когда они добрались до альтштадтского госпиталя «К Святому Духу», у господина Бронте на ноге появились признаки антонова огня, а у матушки сухой кашель перемежался с громким легочным свистом. Заезжий арабский врач-путешественник, присутствовавший тогда в больнице, немедля рекомендовал наложить мужчине повязку с лекарственной мазью. Женщине полагалось, накрывшись плотным куском материи, вдыхать заваренный настой целебных трав.
Несмотря на уверенный тон бородатого врачевателя, его советы остались неуслышанными братом Дитрихом фон Коблецем, который в то время также находился в госпитале и поднял сумасбродного араба на смех. Обстоятельства сложились таким печальным образом, что главный эскулап в больнице был назначен на должность недавно и чету Бронте не знал.