Выбрать главу

Сам отец, по-домашнему, в спортивном костюме «адидас» сидел за столом и бодро перелистывал какие-то документы. Лицо его лучилось довольством, а цвет имело жизнеутверждающе - розоватый, словно после хорошей пробежки по холодку, и уж никоим образом отец не был похож на человека, готового предстать перед Всевышним.

- Ну, здравствуй сын, - улыбнулся он. - Спасибо доктор, - это уже Карцу. Тот, кивнув, вышел. - Чего встал столбом, проходи, присаживайся.

- Здравствуй, - буркнул Николай, проходя к одному из кресел у журнального столика за спиной у отца. «Ничего, повернешься, старый хрыч» - подумал Николай, решив что тот обвел его вокруг пальца, заманив в Москву мнимой болезнью.

- Вот уж, Коленька, извини, - развел руками отец, выбравшись из-за стола и располагаясь напротив сына.

- Ты о чем?

- О том, что у тебя на лице написано, - улыбнулся отец, - ты же ожидал увидеть меня в немощных трепыханиях, цепляющимся за жизнь из последних сил, а еще лучше уже остывающим трупиком. А вот он я, розовощекий и живой.

- Я всеже не такая сволочь, как ты описал, - насупился, уличенный в тайных мыслях, Николай. - Я рад, что не все так плохо, как мне сказали по телефону.

- Рад - это хорошо, - согласился отец, - к тому же, я еще тебе продемонстрирую все выше перечисленное.

- Я...

- Помолчи, - махнул рукой отец, - я болен и времени у меня на сантименты уже не осталось. Нам надо серьезно поговорить. Не кривись, я не собираюсь агитировать тебя за советскую власть, живи как хочешь, вам с матерью хватит...

- Отец, я...

- Я, я! Чего разъякался? Я - последняя буква в русском алфавите, или уже начал родную речь забывать в заграницах? Да бог тебе судья, не об этом речь, сейчас подойдет один человек и поговорим по делу.

- Адвокат?

- Скажи еще нотариус, - улыбнулся отец, наливая в стакан воды из графина, - рекомендую минеральная из горных источников так любимой тобой Швейцарии.

- Спасибо, как-нибудь в другой раз, - Николай начинал откровенно злиться, - и все же, зачем ты меня звал?

- Ты парень не глупый и понимаешь, что такие состояния как наше, всегда хранят пару темных тайн из прошлого...

- Отец, ты же знаешь, мне твое прошлое неинтересно и знать о нем я ничего не желаю, говорили уже на эту тему не раз! - Николай демонстративно поднялся с кресла, собираясь уйти. - А еще я не верю в твою болезнь. Неужели нельзя было просто попросить приехать? К чему этот цирк, да еще место выбрал черт знает где, и как отсюда выбираться.

- Сядь! - рявкнул отец, от чего Николай поспешно плюхнулся на место. - Ишь, развыступался! Чтобы со мной так разговаривать, тебе следовалобы самому заработать хоть пару долларов, а пока изволь поджать свой гордый хвост, сидеть и слушать, пока я буду говорить! Ты понял меня, Сынок?

- Да, отец, - проблеял Николай, в таком тоне отец еще ни разу с ним не говорил, видимо, и вправду разговор был очень для него важен. «Перетерпи, все будет хорошо, ничего в этом страшного нет» - убеждал он себя, пока отец отпаивался минералкой после вспышки гнева.

- Теперь по-порядку о всех заданных тобой вопросах. Это место - великолепная клиника, каких нет даже в Европе. А еще о ней вряд ли знают бородатые...

- Кто? - не понял Николай.

- Кто скоро узнаешь.

- У тебя проблемы?

- Есть одна, - улыбнулся отец, - я умираю.

- Я не об этом.

- А я, сынок, об этом. Две клинические смерти за месяц, мало приятного, я тебе скажу. Но самое плохое, что теперь, когда я заглянул за грань, они взяли след и скоро будут здесь.

- Отец, чем ты болен? - прямо спросил Николай, заподозрив отца в душевном расстройстве. По крайней мере то о чем он сейчас говорил, очень походило на бред. «Клиника за городом, - рассуждал про себя Николай, - а не элитный ли это дурдом для спятивших олигархов или членов правительства? А что, сходят же и они с ума».

- Ничем особенным у меня... - закончить он не успел. Тело отца выгнулось дугой, ладони сжались в посиневшие кулаки, а с лица схлынула та самая жизнерадостная розоватость, сменившись бледно-зеленой желтизной. Но больше всего Николая напугали глаза, которые вмиг остекленели и разбежались радужками: один к переносице, а второй вверх, за веко, оставив лишь бездушный, покрытой сеточкой розовых сосудов белок.

Николай уже рванул было из кресла за помощью, как в палату быстро вошла пожилая женщина в медицинском брючном костюме. Не обращая внимания на постороннего, отвела пальцем в перчатке нижнюю губу больного, затем, не без усилия, деревянной лопаточкой разжала ему зубы и вставила между ними оранжевую пилюлю. Выдернула лопатку, дав челюстям сжаться, из пилюли под губу вытекла бесцветная жидкость. Тело отца почти сразу расслабилось. Женщина, подхватив его под мышки подсадила на место и так же молча удалилась.