В печати Гоголь дебютировал дважды. Сначала как поэт: его стихотворение «Италия» (без подписи) прошло незамеченным, а поэма «Ганц Кюхельгартен», имевшая подражательный характер, получила в журналах отрицательные рецензии. Зато второй дебют сразу поставил Гоголя в число первых литераторов России. В 1831-32 гг. вышел в свет цикл повестей «Вечера на хуторе близ Диканьки». В сознании русской публики и отчасти критики неподражаемая оригинальность «Вечеров» на долгое время создала им репутацию художественного феномена, не имеющего прецедентов и аналогий. Белинский в 1840 году писал: «...укажите в европейской или русской литературе хоть что-нибудь похожее на эти первые опыты молодого человека... Не есть ли это, напротив, совершенно новый небывалый вид искусства?»
Горько, когда не понимают, понося. Ещё горше, когда не понимают восторженно. Сам Гоголь в письме к матери 30 апреля 1829 г., скорее, с досадой восклицал: «Здесь так занимает всех всё малороссийское...» Он сам очертил первый круг заблуждений современников — прочтение его, Гоголя, текстов в духе модного в те годы этнографического собирательства. Хоть и лестным было восхищение Белинского, но гоголевское украинофильство вовсе не являлось «совершенно новым небывалым видом искусства», а лежало именно в русле общемировой романтической традиции, недаром Н. Надеждин в своей рецензии назвал Украину славянским древним Римом. А потому от этнографического собирательного украинофильства своих современников О. М. Сомова, М. А. Максимовича, В. Т. Нарежного, Гоголь существенно отличался тем, что создал собирательный образ народного бытия в контексте романтического двумирия, борьбы добра и зла, Христа и нечисти.
В «Вечерах» сформировался и второй круг блужданий вокруг Гоголя — распространённый в гоголеведении стереотип о положении раннего творчества Гоголя на пограничье русской и украинской культур и об исключительной принадлежности к русской культуре позднего творчества. Этот стереотип существенно искажает характер национальной самоидентификации писателя и культурный фон его эпохи. Новая универсальная имперская культура России формировалась властью по аналогии с византийской и античной римской, имевшими также наднациональный характер. Они связывались не с каким-либо этносом, а именно с государством. Основой этой новой культуры во второй половине XVII века и становится украинская (иначе говоря, «украинско-белорусская», «югозападнорусская») культура. Преимущество, отданное ей официальной властью объяснялось и её развитостью; и тем, что украинская православная епархия до 1686 года входила в юрисдикцию Константинопольского патриарха, а потому через Украину Московское царство как бы символически связывалось с исторической Византией.
«Общерусскость» Гоголя прежде всего культурно-идеологическая. В его произведениях и письмах можно обнаружить значительное количество образов «общерусского» политического сознания: это и «Русская земля», за которую умирают запорожцы в «Тарасе Бульбе», и «Русь — птица-тройка» в «Мёртвых душах», и «Россия» в «Выбранных местах». Культурно-философское значение этих образов не в бытописательстве и этнографизмах— перед нами не реальная Малороссия или Великороссия, как считает большинство исследователей, а абстрактно созданный метафизический общерусский Универсум, утопия «Мировой державы», наделённая конкретными украинскими и великорусскими этнокультурными признаками.
Третий круг блужданий вокруг Гоголя связан с безоговорочным отнесением автора «Вечеров» к роду комического таланта. Успех произведения приписывали его весёлости вкупе с яркостью национального колорита, а такие определяющие романтические черты «Вечеров» как напряжённость, драматизм, конфликность, ощущение скрытого неспокойствия, выводящие произведение на уровень мировой романтической литературы, были отмечены вскользь, хотя именно они уже отчётливо определили стиль Гоголя: драматический колорит его смеха, неразрывно связанный с романтической философской дихотомией «бытия духа» и «кругов российской жизни». В течение всего своего творчества писатель остался верен этому стилю, который можно определить как философский мифосимволизм, с логикой чудесного и соединением несоединимого, с гиперболизмом сакрального и ценностными перевёртышами. В этом третьем круге блужданий и заблуждений — исток мифа о трёх Гоголях: Гоголе «Вечеров», Гоголе «Мёртвых душ» и Гоголе «Выбранных мест из переписки с друзьями».