Но и международная экономика, и бонапартизм изначально оказались достаточно устойчивыми, и общего краха не произошло ни в 1857 году, ни сразу после него. Глобализированная экономика вскоре возобновила свой динамичный рост, и Наполеон III даже попытался разработать правила ее функционирования на Международной валютной конференции 1867 года, которая должна была создать основу для единой универсальной валюты и фактически заложила некоторые принципы работы, которые будут реализованы в международном золотом стандарте. В конечном итоге император потерпел поражение из-за просчетов во внешней политике, а не в результате экономического кризиса.
Анализ Маркса 1857 года не был связан с тем, что станет ключевыми элементами "Капитала", теорией недопотребления или законом падения нормы прибыли. Вместо этого Маркс в это время основывался на современной теории делового цикла.
Для авторов марксистской традиции стало нормой называть 1857 год первым глобальным экономическим кризисом. Но это неверно: 1825 год, последовавший за обвалом суверенного долга Латинской Америки, был глобальным, как и крах 1837 года, который произошел в Соединенных Штатах. Прежде всего, конец 1840-х годов ознаменовался общим кризисом, но его нелегко описать в марксистских терминах как возникший в результате перепроизводства или недопотребления.
Ключевую роль в истории 1847 года, повторившейся десятилетие спустя в кризисе 1857 года, сыграло финансовое напряжение, потребовавшее от самого мощного в мире центрального банка, Банка Англии, нарушить свои собственные правила. Маркс увидел ключевые уроки этих кризисов в том, что Банк Англии приостановил действие Акта Пиля 1844 года, важнейшего законодательного акта, который ограничивал эмиссию банкнот Банка его золотым запасом. Это выглядело как массовый сбой конструкции основных институтов капитализма, который привел к системным нарушениям. Маркс так прокомментировал крах 1857 года: «Дело в том, что англичане в значительной степени участвовали в спекуляциях за границей, как на континенте Европы, так и в Америке, в то время как дома их избыточный капитал был в основном вложен в фабрики, так что нынешнее потрясение, более чем когда-либо прежде, носит характер промышленного кризиса и поэтому бьет в самые корни национального процветания». Международные потоки обеспечивали центральный механизм возмущения, как это видел Маркс: «Если первая реакция Великобритании на наш американский крах выразилась в денежной панике, сопровождавшейся общей депрессией на рынке товаров, а затем, более отдаленно, в бедственном положении промышленности, то промышленный кризис теперь стоит на вершине, а денежные затруднения - внизу». Денежные затруднения вызвали бы общий кризис.
Денежный хаос, который наблюдал Маркс, возник в результате опоры денежной политики XIX века на сложный механизм вексельных брокеров и банков, работающих с финансовыми инструментами - векселями. Векселя могли использоваться по-разному: они могли относиться к настоящим коммерческим сделкам (грузы, перевозимые через океаны), но также часто были просто кредитным инструментом (векселя на размещение). Любой читатель литературы XIX века - Бальзака, Троллопа - знаком с экономическими и эмоциональными переживаниями, связанными с опротестованными векселями. Маркс почерпнул много информации из опыта Энгельса, выдающегося производителя и, следовательно, торговца. Как писал Энгельс Марксу в 1857 году, коммерческий мир зависел от «вексельного киппинга: этот способ делать деньги, выписывая векселя на банкира или векселедателя и покрывая их другим векселем до наступления срока платежа или нет, смотря по тому, как устроены дела, является правилом на континенте и во всех здешних континентальных домах. Все комиссионные дома делают это». Маркс сам испытал на себе, как векселя продаются с большими скидками, когда он пытался обеспечить оплату в Лондоне в английских фунтах долларовых векселей, присланных ему его газетным работодателем в Нью-Йорке.
В 1857 году Марксу сначала показалось, что 1848 год повторяется - возможно, по иронии судьбы, поскольку он с презрением относился к мечтателям, которые видели в 1848 году повторение Великой французской революции, и знаменито высмеивал Луи Наполеона как шуточную версию настоящего Наполеона, причем в первый раз история повторилась как трагедия, а во второй - как фарс. Спад деловой активности в 1857 году пробудил знакомый рефрен: «Беспокойство в торговом мире в течение последней недели, как вы понимаете, в связи с катастрофическими новостями из Соединенных Штатов и Англии, было чрезвычайно велико; его можно почти сравнить с тем, что преобладало сразу после революции 1848 года». Маркс думал о параллелях, а институциональные акторы - об извлечении уроков управления кризисом.
Банк Франции пытался ограничить экспорт золота, но Маркс считал, что эти меры будут напрасными: «Несмотря ни на что, сток начнется, и если это произойдет, как в [октябре] 1856 года в сточной канаве, то дерьмо попадет в вентилятор». Но на самом деле, как показывают современные исследования по экономической истории, и Банк Англии, и Банк Франции становились все более искусными в управлении денежным рынком. Банк Англии получал существенно увеличенную прибыль от своей экстренной помощи рынку. И французское правительство также осознало, что оно может использовать большие бюджетные расходы для борьбы с последствиями кризиса.
Затем кризис стал выглядеть так, как будто он был циклическим явлением - и уж точно не концом капитализма. Как писал Маркс в газете "Нью-Йорк трибюн" в конце года, после того как интенсивная фаза кризиса миновала: «Поступление [золотых] спекуляций в Лондон, несколько облегченное состояние денежного рынка и дальнейший прогресс улучшений в Америке, в сочетании с другими несколько благоприятными явлениями, породили сегодня некоторую бодрость и надежду на то, что мы недалеко от низшей точки депрессии». Он даже сформулировал общий закон: «Если в результате перепроизводства и чрезмерных спекуляций наступил кризис, то производительные силы нации и способность поглощения на мировом рынке ... лишь на время отступают от достигнутой высшей точки, и после некоторых колебаний, растянувшихся на несколько лет, масштаб производства, обозначивший высшую точку процветания в один период коммерческого цикла, становится отправной точкой последующего периода». Это была теория деловых циклов, а не всеобщего краха.
Ближе к концу французского кризиса Маркс привел выдержку из журнала "Экономист": «Неудачи, которые имели место, не были ни значительными по числу, ни важными по сумме; и не было ни малейшей склонности к панике, хотя обстоятельства, конечно, казались оправдывающими ее, и хотя французы до этого были чрезвычайно готовы броситься в панику под самыми незначительными предлогами».
Затем последовали другие международные финансовые кризисы: 1866 год, вызванный Гражданской войной в США, и гораздо более серьезный и продолжительный кризис 1873 года. Но Маркс смотрел на них сквозь пальцы. Первый кризис кратко упоминается в первом томе "Капитала", когда он описывает, как его начало было «сигнализировано крахом гигантского лондонского банка, за которым немедленно последовал крах бесчисленных мошеннических компаний». Кризис 1866 года привел к расширению избирательных прав в Великобритании, а также к продвижению прав арендаторов и домашнего самоуправления в Ирландии, за что Маркс страстно переживал. К концу 1860-х годов Маркс убедил себя в том, что постепенное улучшение положения, и особенно расширение избирательных прав, а также создание рабочих ассоциаций, приведет к широкомасштабным и прогрессивным политическим реформам. В январе 1873 года в послесловии ко второму немецкому изданию "Капитала" он предвидел приближение всеобщего кризиса: «Противоречия, присущие движению капиталистического общества, наиболее ярко проявляются для практического буржуа в изменениях периодического цикла, через который проходит современная промышленность и венцом которого является всеобщий кризис. Этот кризис снова приближается, хотя пока еще только на своей предварительной стадии».
Становились ли финансовые кризисы более обычными, мягкими и менее преобразующими? Кризис 1866 года также ознаменовался изменением финансовой структуры: вексельные брокеры играли на лондонском денежном рынке довольно меньшую роль по сравнению с банками. После 1860-х годов банки росли гораздо быстрее. Главный социалистический мыслитель, распространивший анализ Маркса на финансовый сектор, Рудольф Хильфердинг, чей "Финансовый капитал" 1911 года остался самым важным и влиятельным обновлением доктрины Маркса в двадцатом веке, сосредоточился на том, как финансовые институты привели к более стабильному, "организованному" капитализму. Его странная переработка теории кризисов Маркса заключалась в том, что финансовая изощренность и рост крупных банков сделали спекулятивные кризисы менее вероятными.