Но видение Кнаппа о государстве как центре денежного процесса соответствовало современному запросу, который хотел национального суверенитета над деньгами и рассматривал деньги как инструмент в борьбе за власть. Это видение, которое, несмотря на все свои проблемы, регулярно находит отклик - обычно в моменты сомнений относительно направления глобализации. Аргументация Кнаппа о том, как государство создает деньги, и его объяснение замечательных последствий структурно похожи на сегодняшние аргументы в пользу так называемой Современной монетарной теории, или ММТ. Кнапп рассматривал деньги в двух различных аспектах. Во-первых, существовала внутренняя валюта, которую он называл автогенными деньгами.
Вместо того чтобы всегда подчеркивать только недостатки автогенных денег, следует иногда подумать и о том, что они все-таки делают: они освобождают нас от долгов, а тому, кто отменяет свои долги, не нужно долго думать о том, получил ли он также и субстанцию или нет. Прежде всего, оно освобождает нас от долгов перед государством, потому что государство как эмитент категорически признает, что оно как получатель позволяет себе использовать это средство платежа. Чем больше налогов в государстве, тем более актуально это обстоятельство. Создавая автогенные средства платежа, государство наделяет эти инструменты силой погашения долга.
Во-вторых, существовали международные (или, как характерно выразился Кнапп, пантополические) деньги, которыми можно было управлять только с помощью "валютного контроля", или «экстрадронного контроля». Он абсолютно отвергает любую идею о том, что существует какая-либо связь между внутренней денежной ситуацией и обменными курсами.
Анализ, разработанный в конце девятнадцатого века, имеет современную американскую параллель в Современной монетарной теории. Центральной основой является идея денежного суверенитета. Ведущий сторонник MMT, экономист Стефани Келтон, дает современному американскому читателю лингвистически сокращенную версию взгляда Кнаппа на эмансипационные преимущества внутренних денег, которые следуют непосредственно из того, что они не являются обязательством государства. Деньги и государственный долг следует рассматривать не как пассив государства, требующий от граждан уплаты более высоких налогов в будущем, а как актив, позволяющий гражданам реализовать свои мечты. Долговая часть - это фикция, которая не имеет значения. "Если бы мы захотели, мы могли бы немедленно погасить долг простым нажатием клавиши". И снова: "Национальный долг в размере шин мог бы быть погашен завтра, и никому из нас не пришлось бы вносить ни цента". Расходные возможности правительства безграничны; все, что ограничено - это производственные ресурсы экономики. «Финансирование не является ограничением; ограничением являются реальные ресурсы. Ликвидация дефицита здравоохранения потребует больше врачей первичной помощи, медсестер, стоматологов, хирургов, медицинского оборудования, больничных коек и так далее».
Но затем следует решающая оговорка: Келтон становится "экстрадронной", как Кнапп. Она продолжает утверждать, что только государства, контролирующие свой валютный рынок, могут получить эти чудесные блага. Как это похоже на Кнаппа! Подразумевается, что государства, занимающие в своей собственной валюте, имеют большое, возможно, бесконечное пространство для маневра. Пятьдесят лет назад лишь относительно немногие богатые промышленные страны могли брать долгосрочные займы в своей собственной валюте. Остальные страдали от того, что Барри Эйхенгрин и Рикардо Хаусман назвали "первородным грехом": не было уверенности рынка в прочности валюты, и они зависели от долгов, деноминированных в иностранной валюте. Сейчас большое количество государств с уровнем дохода выше среднего, например, Мексика, могут брать долгосрочные займы в национальной валюте. Но проблема не исчерпывается государственными заимствованиями: при значительных корпоративных заимствованиях экономически важной группы компаний угроза неспособности платить может создать неявное обязательство правительства вмешаться в ситуацию с помощью спасения. Если смотреть на это в таком свете, то большинство, возможно, все страны, кроме США, больше не имеют подлинного денежного суверенитета, и ММТ становится чисто американской верой. Например, Великобритания выглядит так, как будто она имеет денежный суверенитет в соответствии с подходом ММТ, но там много частных заимствований в долларах, и, таким образом, подверженность иностранной валюте, стоимостью которой правительство не может манипулировать. Позиция США совершенно иная. Долгосрочный дефицит торгового баланса США не является проблемой с этой точки зрения и возникает просто из-за желания остального мира держать доллары. Если и существует дефицит частного сектора, то он возникает из-за того, что правительство позволяет своему дефициту опуститься ниже торгового дефицита. Таким образом, существует значительное пространство для расширения бюджетного дефицита, или фискальных расходов. Опять же, это специфически американский вопрос.
Существует еще более фундаментальное возражение против этой линии монетарного анализа, чем замечание, что она может применяться только в существенно закрытой экономике. Критики в начале ХХ века быстро отметили, что Кнапп совершенно не обратил внимания на вопрос об ограничении денежной массы: Эллис справедливо заключил, что работа была "стерильной". Но это была стерильность, которая имела большие и катастрофические последствия.
Под руководством Кнаппа Гельфферих защитил докторскую диссертацию, которую он опубликовал под названием "Последствия германо-австрийского валютного союза 1857 года". Кнапп был в восторге от своего ученика и рекомендовал его своему бывшему студенту Карлу фон Люмму, который возглавлял статистический отдел Рейхсбанка и фактически был главным экономистом банка. Гельфферих не мог быть более непохожей личностью, чем Кнапп. В то время как профессорски бородатый Кнапп был мягкой и неживой душой, которая любила погрязнуть в своем абсурдном лексиконе недавно придуманных экономических терминов, пулеголовый Гельфферих был человеком, который хотел быть в центре любого действия. Он был по своей сути политическим животным. Кнапп был счастлив жить в качестве профессора в Страссбурге, удаленном от политического центра; Гельфферих отчаянно стремился попасть в Берлин, в центр власти. Гельфферих вскоре стал талантливым и энергичным пропагандистом золотого стандарта, который в то время подвергался нападкам со стороны популистов и аграриев, которые хотели серебряной валюты и роста цен, что, по их мнению, облегчало их долги. Это привело к разрыву с Кнаппом, который был менее очарован золотом. Молодой человек писал с огромным мастерством, диктуя с "пулеметной скоростью" и развивая значительный талант к полемике, которую Кнапп сильно недолюбливал (и предостерегал его от нее). Гельфферих справедливо заметил, что свободная чеканка серебра не решит основную проблему немецких зернопроизводителей - их высокие издержки, и приступил к весьма криминалистическому обсуждению немецких цен, зарплат и стоимости займов. Он считал, что отмена золотого стандарта приведет к «роковой экономической и социальной катастрофе». Энергичная полемика против одного из ведущих биметаллистов Германии, депутата Рейхстага от консерваторов Отто Арендта, привела к иску о клевете и едва не стоила Гельффериху второй докторской степени (Habilitation). В этот момент он попытался синтезировать свою научную работу в систематическое изложение, учебник по деньгам.
Книга Гельффериха "Деньги" ("Das Geld") оказала огромное влияние, выдержала множество изданий и постоянно пересматривалась с учетом резких изменений в денежной действительности, происходивших вплоть до начала 1920-х годов; последняя редакция появилась в 1923 году, когда Германия была опустошена гиперинфляцией. Эта работа во многом представляет собой непрерывное взаимодействие с мировоззрением Кнаппа, причем Гельфферих последовательно отстаивал золотой стандарт, происхождение которого было главной темой его исторических работ.
Особенностью "Das Geld" является то, что в ней деньги рассматривались в основном как товар, который облегчает национальную и международную торговлю и, таким образом, имеет некую аналогию с транспортом. У Гельффериха было мало времени на предельную полезность: вместо этого деньги «служат для удовлетворения желаний точно так же, как и все другие виды товаров, которые по своей природе являются посредниками или агентами».