Единственной областью неопределенности, которую оставил Бланшар, был вопрос о множественных равновесиях. Возможно ли, что нервные инвесторы в облигации потребуют более высокую цену за кредитование правительств, повысят стоимость государственного долга и изменят соотношение между r и g? Тогда произойдет самореализующаяся дестабилизация, правительства будут вынуждены тратить меньше, а их долг станет менее надежным или более рискованным, поскольку будущий рост будет сокращен. Это снова резко повысит стоимость заимствований. Нечто подобное описывает реакцию кризисных стран в ходе долгового кризиса Еврозоны, с которым Бланшару пришлось иметь дело в МВФ. Бланшар ответил, что это возражение "актуально и правильно в той мере, в какой оно имеет место, но неясно, что оно подразумевает для уровня государственного долга". Даже при достаточно высоком уровне государственного долга его беспокоит эффект фискальной коррекции. Очевидно, что центральные банки могут эффективно действовать против паники: это был урок кризиса 2007-2008 годов в США, а также европейского долгового кризиса в его интенсивной фазе до 2012 года; но они не могут быть эффективными в реагировании на более фундаментальные риски. Тогда возникла когнитивная проблема, связанная с определением того, существует ли этот фундаментальный риск и когда он возник.
Возражение против этой линии рассуждений о надежности центральных банков перед лицом паники вытекает из политэкономических расчетов. Действительно ли существует вероятность того, что за экстренной разовой фискальной реакцией последует нормализация, в ходе которой можно будет выплатить долг? Или, скорее всего, если этот трюк сработал один раз, он будет повторяться снова и снова, по мере того как политики будут обнаруживать все новые и новые неотложные проблемы, решение которых может гарантировать лучший будущий рост? Не станет ли кризис перманентным? Не слишком ли много полагались на экстраполяцию от безопасных нормальных времен, не задумываясь в достаточной степени о вторжении неожиданного и непредсказуемого? Один из критиков, экономист Джон Кокрейн, вспомнил моменты прошлых финансовых потрясений, когда процентные ставки росли, а цены на облигации падали. Он провел аналогию между трейдером, согласившимся купить базовую облигацию по цене исполнения, если контракт будет исполнен, фактически делая ставку на то, что актив будет продолжать расти в цене, и пострадавшим от внезапного падения, и правительством, взявшим на себя обязательства по расходам, которые могут оказаться неподъемными, когда рост замедлится, долг превысит потребление, а отношение долга к ВВП увеличится. В таких условиях возникнет необходимость погасить огромный долг за счет налогов в неподходящее время, поскольку экономика замедляется или рушится. Он пришел к выводу, что «[т]акая возможность r < g похожа на классическую стратегию выписывания опционов пут, которая терпит неудачу в самом болезненном состоянии мира».
Очевидным ответом в кейнсианской традиции на затруднительное положение после 2008 года было увеличение государственных расходов на инфраструктуру как способ увеличения спроса и повышения долгосрочного потенциального роста. В статье, написанной в соавторстве с Джейсоном Фурманом, Саммерс изложил мнение, что старый сбалансированный бюджетный подход "фундаменталистов дефицита", "взгляд Казначейства" межвоенной Великобритании или подход Клинтона к фискальной стабильности, устарел. Такие катастрофы, как долговой кризис в Еврозоне, стали результатом не столько дефицита, сколько недостаточного роста. "Долгосрочное структурное снижение процентных ставок означает, что политикам следует пересмотреть традиционный фискальный подход, который часто ошибочно ограничивал достойные инвестиции в такие области, как образование, здравоохранение и инфраструктура. Тем не менее, многие по-прежнему зациклены на сокращении расходов, особенно на программы социального обеспечения, такие как Social Security и Medicaid. Это ошибка. Политики и директивные органы должны сосредоточиться на неотложных социальных проблемах, а не на дефицитах". Уникально низкие реальные долгосрочные процентные ставки не были "созданы Федеральной резервной системой", а стали следствием "комплекса более глубоких сил, включая снижение инвестиционного спроса, повышение нормы сбережений и рост неравенства". Но может существовать и более долгосрочная проблема: «Фундаменталисты дефицита правы в том, что нельзя позволить долгу расти вечно. И правительство не может определять бюджетную политику без каких-либо ограничивающих принципов или руководств относительно того, что возможно и что невозможно или желательно».
В другой статье Саммерса, написанной в соавторстве, недомогание объясняется снижением "силы" американского рабочего. Эта власть давала рабочим возможность забирать большую долю ренты, получаемой компаниями, действующими на несовершенных конкурентных рынках товаров, и могла выступать в качестве силы, противодействующей монопсонии фирм. "Наше внимание к снижению власти рабочих как одной из основных структурных тенденций в экономике США соответствует долгой истории работы прогрессивных институтов alist". Меры по ограничению власти монополии или монопсонии сами по себе - или, более того, по ограничению глобализации или технологических изменений - мало что сделают для того, чтобы обратить эту тенденцию вспять.
Саммерс скептически отнесся к некоторым аспектам фискального пакета Трампа, в частности, к обсуждению вопроса об увеличении суммы, выплачиваемой в виде стимулирующих чеков, что повысит потребление, но чревато перегревом экономики. Чеки были "довольно серьезной ошибкой". Они стали результатом слияния мышления Трампа и левых демократов, в частности демократа-социалиста Берни Сандерса: «Когда вы видите, что две крайности сходятся, вы можете быть почти уверены, что в воздухе витает что-то безумное. Когда я вижу коалицию Джоша Хоули, Берни Сандерса и Дональда Трампа, поддерживающих какую-то идею, я думаю, что пора бежать в укрытие».
В феврале 2021 года, в начале президентства Байдена, Саммерс продолжил это бегство в укрытие: казалось, что произошел очередной разворот Саммерса. В своей статье для Washington Post он начал говорить, что план Байдена по облегчению бремени Ковида-19 стоимостью 1,9 триллиона долларов будет "самым смелым актом политики макроэкономической стабилизации в истории США. Его амбициозность, отказ от ортодоксальной политики жесткой экономии и стремление к сокращению экономического неравенства - все это достойно восхищения". Стимулы 2009 года были слишком малы: дополнительные 30-40 миллиардов долларов в месяц в течение 2009 года, или около половины дефицита производства. В отличие от этого, меры Байдена составили 150 миллиардов долларов в месяц, или, по крайней мере, в три раза больше, чем дефицит производства. Таким образом, ключевые инструменты анализа для размышления о надлежащем ответе были классически кейнсианскими: оценка разрыва выпуска в данном случае, чтобы определить объем необходимых стимулов, а затем теория мультипликатора, чтобы подумать о влиянии расходов на рост производства. Кроме того, предстояли и другие меры. Таким образом
вероятность того, что макроэкономическое стимулирование в масштабах, более близких к уровням Второй мировой войны, чем обычные уровни рецессии, вызовет такое инфляционное давление, какого мы не видели уже целое поколение, с последствиями для стоимости доллара и финансовой стабильности. С этим можно будет справиться, если монетарная и фискальная политика будет быстро скорректирована для решения проблемы. Но учитывая обязательства, взятые на себя ФРС, отказ чиновников администрации даже от возможности инфляции, а также трудности с мобилизацией поддержки Конгресса для повышения налогов или сокращения расходов, существует риск резкого роста инфляционных ожиданий. Стимулирующие меры такого масштаба - это шаг в неизвестность.