Она выставила вперед руки и отшатнулась к окну. В глубине души она представляла себя со стороны и думала, что никогда она не была так прекрасна, как в этот момент.
Рома замер на месте.
– Вспомни, как все начиналось, – продолжал он, – Володькина свадьба, цветик-семицветик, кольцо, что я тебе подарил. У нас еще осталось три лепестка.
– Ничего у нас не осталось! – закричала Женя, – у нас все кончено! Разве ты не понимаешь – все кончено!
Она заплакала, и продолжая рыдать, кричала на него:
– Лепестков больше не осталось! У нас ничего больше нет – и быть не могло! Я проебала на тебя всю свою жизнь! Забери свое поганое кольцо – и она начала сдирать с пальца бриллиантовый перстень, стараясь не выронить зажатую в руке записку, – забери все, что подарил! Машину, квартиру, все забери! Ничего мне не надо!
На секунду она вспомнила гром за окном, грустного Альперовича, барабанящего пальцами по столу в такт песне Ветлицкой, но в этот момент, наконец, сорвала с пальца кольцо и швырнула Роме в лицо. Сверкнув, оно покатилось куда-то под кровать.
– Что ты делаешь, Женя? – крикнул Рома и попытался обнять ее. Она ударила его по лицу, сначала один раз, потом другой, не переставая плакать, и в самом деле все больше и больше веря, что именно он погубил ее жизнь, свел на нет все обещания, что были даны когда-то, обманул, превратил в истеричку, состарил раньше времени.
– Мне уже четвертый десяток, – кричала она, – я не успокоюсь! У меня уже нет времени!
– Успокойся, – повторял Рома, а она кричала «не смей меня трогать!» и вырывалась.
Внезапно Рома отпустил ее. Резко развернувшись, он пробормотал что-то вроде «Как же ты надоела мне, сука!» – и резко вышел из комнаты.
Женя заперла за ним дверь и снова вернулась к тайнику. Внутри него лежал маленький прозрачный пакетик, а в нем – бумажный квадрат с чем-то, похожим на лепесток. Она сразу поняла, что это.
Впервые Леня рассказал ей об ЛСД несколько месяцев назад. То есть, конечно, она и раньше слышала о наркотиках, даже как-то раз курила травку, но не читала Кастанеды, не знала, что наркотики могут давать силу – думала, это так,пробить на ха-ха, для веселья. И выпить, конечно, все равно лучше. Леня тогда сказал, что Андрей рассказал ему, как это круто, ЛСД, как это может изменить жизнь человека. И еще сказал, что хочет принять вместе с ней, на двоих съесть эту, как она называется,марку. Женя тогда сказала ему, что у них и так слишком много всего «на двоих» и уж если есть – то каждому по отдельности. На этом разговор вроде и кончился, но Леня почему-то решил, что она попросила его ЛСД достать, и несколько раз извинялся, что никак не получается. Тут, видимо, исхитрился – и сунул-таки в тайник, пока Володя водил всех по дому. Ходили они так долго, что за это время можно было не только сунуть марку в тайник, но обратно вынуть ее, выкинуть, найти и снова сунуть – неудивительно, что эта экскурсия совсем измотала ее.
Женя зевнула и сунула пакетик в сумочку. На хуй мне это ЛСД, подумала она, я и без того уже скоро стану алкоголичкой. Женский алкоголизм не лечится, да. Она достала из чемодана бутылку «Бейлиса» и отпила из горлышка. Как они меня все достали, подумала она и пошла в душ.
Утром долго завтракали, мальчик-официант неловко, но старательно подавал еду, потом пошли кататься на володькином моторном катере по реке, распугивая местных рыболовов, потом вернулись в усадьбу и все уже начали пить в ожидании обеда, а Женя зашла к себе переодеться. В черном коктейльном платье она чудо как понравилась себе – но почему-то настроение ухудшалось с каждой минутой. Она не присоединилась к остальным, а поднялась на галерею. Стоя у перил, она глядела на своих одноклассников сверху. Мальчик уже разносил блюда, Поручик был уже пьян и кадрил Леру, Рома сидел мрачнее тучи, а Леня о чем-то шептался с Андреем. Худой, горбящийся Альперович и толстый, нервно поправляющий очки Леня. Всю жизнь рядом. Кем мне приходится ближайший друг моего любовника? Есть ли для этого специальное слово? А я ведь была влюблена в него когда-то.
В этот момент Альперович поднял голову, и их глаза на секунду встретились. Он еще выпил водки, не спеша поднялся, и направился к лестнице. Мысли он мои, что ли, читает? – подумала Женя.
– Скучаешь? – спросил Альперович.
– Нет, просто так стою.
Он стал рядом, словно собираясь обнять ее и не решаясь.
– Вы что, с Ромкой поссорились?
– Я думаю, мы разведемся, – ответила она.
– И зря, – сказал он, – у вас хорошая семья.
– Тоже мне, семьянин, – фыркнула она, – сам-то все не женат.
– Как-то не получается, – сказал он.
Они помолчали.
– Помнишь, как мы в городе тогда смешно встретились? – спросила Женя.
– Ага, – оживился Андрей, – еще в шашлычную эту ходили… в «Хинкальную».
– Я тогда лепесток оторвала, чтобы все вернулось, – сказала она, – ничего не получилось, ты знаешь.
– Надо было что-то другое загадывать, – сказал он, – то, что на самом деле хотелось.
– А что мне тогда хотелось? – спросила она и посмотрела на него сквозь полуопущенные ресницы, чуть повернув голову.
– Не знаю, – сказал Альперович, но голос его чуть дрогнул, – я думаю, каждый получает то, что хочет в любом случае. С цветочками или без.
– Что хочет или что любит? – спросила Женя.
– Или кого любит, – ответил Альперович, опуская руку ей на бедро.
– А ты кого любишь? – она не отстранилась и не придвинулась, словно решив про себя: будь что будет.
– Ты же знаешь, – ответил он, – что я люблю только тебя. Всю жизнь.
В этот момент мальчик-официант пробежал за их спинами, громыхая посудой. Звук словно отрезвил Женю, она бегло поцеловала Альперовича в губы и сказала:
– Пойдем обедать.
– Постой, – он попытался удержать ее.
– Я страшно проголодалась, – сказала она, отстраняя его руку, – и у нас еще много времени впереди.
– Я тебе скажу, что значит быть богатым, – сказал Поручик, наливая водки, – вот когда мы были школьниками и студентами – водка всегда кончалась раньше еды. А теперь – наоборот, – он обвел рукой стол и захохотал.
В самом деле – обед был съеден, а несколько бутылок «Распутина» все еще громоздились в центре стола.