–Нет! – закричал Олег, но было уже поздно. Визг тормозов, тупой удар, лужа крови. Он замер посреди тротуара и в этот момент запыхавшаяся Зара Александровна тронула его за плечо:
– Где она?
Олег покачал головой и вдруг вспомнил парня, выходящего из квартиры. Как она сказала? Принц Дингард? Что это значило? Может быть, Юлик Горский смог бы ответить на этот вопрос, да, разве что Горский.
– Где Мила, Олег? – еще раз спросила Зара Александровна, и в этот момент он услышал, как плачет подошедший Станислав Петрович, который уже понял, что случилось.
Петр Степанович не любил таких ситуаций. Все с самого начала пошло наперекосяк: сначала у «скорой» забарахлил мотор, и они застряли по дороге на срочный вызов. Пока толкали – прошло десять минут, так что когда он прибыл в недавно приватизированный Дом Политпросвета, было уже поздно. Он пощупал пульс, послушал сердце, для солидности попробовал искусственное дыхание и массаж сердца – но с первого взгляда было ясно, что рыжеволосая девушка с неподвижным опухшим лицом мертва. Он констатировал смерть, и тут же прибыла милиция. Молоденький лейтенант с плохо скрываемым раздражением осмотрел расставленную на столе серебряную посуду, плюнул в тарелку, буркнул «Буржуи, блин» и собрался писать протокол. В этот момент хозяин отозвал их обоих в сторону.
– Я должен сказать вам правду, – сказал он, – это была передозировка наркотика.
Лейтенант уже открыл было рот, чтобы сказать, что наркотики – это уголовное дело, но Петр Степанович с сомнением покачал головой. Можно подумать, уголовное дело воскресило хотя бы одного человека.
– Можно считать, что это сердечный приступ, – сказал он, и хозяин тут же перебил его:
– Вот и хорошо, пусть будет сердечный приступ. В любом случае я не хочу никаких дополнительных расследований. Давайте закроем это дело, подпишем все бумаги и разойдемся с миром, – и он вынул из кармана джинсов бумажник.
Петр Степанович не любил подобных ситуаций: ему предлагали взятку, и от этого сразу казалось, что здесь произошло преступление, следы которого пытаются замести. Он еще раз оглянулся на окружавших покойницу людей: кто-то рыдал, кто-то стоял с белым и потрясенным лицом, не было похоже, что эти люди только что отравили свою подругу и теперь пытаются скрыть это. Лейтенант тут же забыл о наркотиках.
– Поймите нас, мы ж тоже люди, – сказал хозяин, – не хочется, чтобы женькино имя трепали попусту. Вы ж понимаете… – и он открыл бумажник.
Лейтенант сглотнул.
– А если это убийство? – сказал он.
– Поверьте, – твердо сказал хозяин, – это не убийство. Шесть человек видели, как она сама, добровольно, приняла эту гадость.
– А что это было? – спросил Петр Степанович.
– А я почем знаю? – сказал хозяин, вынимая из бумажника стодоллоровые купюры.
– Так надо выяснить, как этот наркотик к ней попал… – начал было лейтенант, но собеседник, видимо, устав играть в кошки-мышки, спросил напрямую:
– Сколько?
Петр Степанович замялся: в 1994 году было трудно угадать, какую сумму денег считает большой твой собеседник. А маленькую называть не хотелось. Хозяин тем временем не спеша отсчитывал стодоллоровые купюры.
– Пожалуй, хватит, – сказал он и, глянув на Петра Степановича, добавил еще несколько, – значит, договорились? – и, разделив пачку надвое, вручил деньги своим собеседникам.
– Подписано – и с плеч долой, – сказал лейтенант, пряча доллары в карман.
Когда уехали скорая и милиция, все тут же бросились собирать вещи. Но еще до этого Альперович поймал Антона на лестнице и спросил:
– Покурить нету?
Антон покачал головой. Ожидая появления милиции, он спустил в унитаз всю траву – вдруг бы стали обыскивать? – и теперь жалел об этом. Пара хапок ему бы не повредила, а так приходилось утешаться фантазией о белой конопле, вырастающей на дне канализации из семян марихуаны, пустивших корни. Эта белая (из-за отсутствия солнечного света) конопля была настоящей легендой – все слышали о ней, но никто не пробовал сам. Слухи о ее силе тоже ходили разные: одни говорили, что это полный улет, другие – что это даже хуже подмосковной травы, совершенно безмазовая вещь.
– Жалко, – сказал Андрей и пошел к себе. – Я бы сейчас раскурился.
Он еще вечером учуял запах травы, когда Антон тянул в саду свой косяк. Андрей прогуливался с Лерой, та рассказывала об Англии, где провела последние несколько лет, а он все больше слушал, явно думая о своем. На одной из полян парка, окружавшего дом, они наткнулись на Антона, безмятежно смотревшего в чернеющее на глазах небо, куда уплывал горький дымок.
– Ага, – сказал Андрей, – узнаю запах. Трава?
Антон протянул косяк, Андрей покачал головой, а Лера сделала одну затяжку.
– Я с Англии не курила ни разу, – сказала она скорее Андрею, чем Антону.
– Как там в Англии? – спросил Антон, – в Sabresonic была?
Sabresonic было название модного лондонского клуба, о котором он несколько месяцев назад прочел в прошлогоднем номере журнала The Face.
– Ага, – сказалаЛера, – ив Sabresonic, ив The Ministry of Sound. Но самое крутое в Лондоне – это андеграундные партиз.
– А это что такое? – Антон сделал затяжку и протянул ей.
– Ну, хаус-вечеринки не в клубах. Оупен эйры и не только. Три года назад их проводили за городом, за M25 Orbital motorway. Ты знаешь – Orbital от того и Orbital, да?
– Ты любишь Orbital? – с уважением сказал Антон.
Он был потрясен. Меньше всего он ожидал найти здесь человека, разбирающегося в современном техно и английской рэйв-культуре. Спросить тридцатилетнюю толстую тетку о Sabersonic было типичным травяным приколом. Ее ответ поверг Антона в шок. В какой-то момент он даже стал подозревать, что на самом деле Лера говорит о чем-то своем, а ему только по обкурке кажется, что они беседуют об эсид хаусе и, как она это называла, клаббинге. Беседа, впрочем, увлекла его, и он даже не заметил, как куда-то исчез Андрей, а они с Лерой переместились в его комнату.
Сейчас, глядя на Леру, трудно было поверить, что что-то произошло между ними этой ночью. Она просто не обращала на него внимания, точно так же, как и все остальные. Может быть, это и есть тот самый феминизм, о котором они тоже говорили вчера – трахнуться и забыть?