Демидов озадаченно уставился на брата.
— Ты видел это? — Ларский ткнул пальцем в мелкую строчку.
Демидов прищурился, хмыкнул и кивнул.
— Стартовые продажи новой линейки средств оказались ниже, чем мы рассчитывали.
— Я бы сказал, значительно ниже.
— Это все из-за слухов. Думаю, все наладится.
В отличие от Ларского, Демидов не был таким обеспокоенным. Засунув руки в карманы тёмных брюк, Алексей выжидающе смотрел на брата.
— Ты спешишь? — спросил Ларский.
— Да, есть немного.
— Тогда иди. Потом поговорим.
Проводив брата, Ларский кинул взгляд на меня и ужаснулся, увидев, что я открываю контейнер и хочу достать сэндвич, которым он кинул в меня утром.
— Вы и правда будете это есть?
— А что мне ещё остаётся? — от голода во мне проснулась дерзость.
Пробормотав себе что-то под нос, Ларский зашёл в свой кабинет, но почти сразу же вернулся с бумажным пакетом в руках.
— Вот, съешьте лучше это.
— А что это? — спросила я, недоверчиво глядя на пакет в руках Тирекса.
— Салат и булочка. Мне Алексей принёс на обед, но я такое не ем.
Сказав это, Ларский поставил пакет передо мной на стол и молча ушел.
— Эм…спасибо, — сказала я его спине.
Поймав удивлённый взгляд Оксаны, я тихо произнесла:
— Он туда яда насыпал? Или слабительного?
Девушка прыснула в кулачок.
Заглянув в пакет, я обнаружила салат “Цезарь” и аппетитную булочку. Нет, ну точно он что-то подсыпал. Иначе зачем ему отдавать мне свой обед?
— Жаль, что у бедных нет выбора, — сказала я и принялась за салат.
Не успела я доесть, как в приёмную вошёл мужчина средних лет и сообщил, что пригнал машину Ларского. Я поблагодарила его, забрала ключи и передала их Тирексу.
— Обед был вкусным, спасибо, — вежливости ради сказала я. Если потом из-за него не выйду из туалета, попрошу Катьку наложить порчу на Тирекса.
— Угу, пожалуйста, — не отрываясь от планшета, пробубнил Ларский.
В двадцать минут четвёртого он вылетел из кабинета, на ходу бросив:
— Я на встречу, вы можете быть свободны, Анна.
Потрясающе!
Мурлыкая себе под нос весёлую песню, я собралась, помахала Оксане, которой предстояло сидеть на работе ещё часа три, и покинула приёмную.
Выйдя из здания компании, я бодрым шагом направилась к остановке, но, увидев магазинчик со сладостями, притормозила и решила зайти и порадовать близнецов вкусняшками.
— Двести грамм зефира, медовик и три пачки мармелада с мишками, пожалуйста, — продиктовала я продавщице — улыбчивой светловолосой женщине за пятьдесят.
Медовик любит Лена, мармелад — для Тошки, а мне — мой любимый зефир.
Весело размахивая пакетом с вкусняшками, я вышла из магазинчика и с довольной улыбкой направилась к остановке, предвкушая скорое чаепитие.
Не успев подумать, что за сегодня никакой беды со мной не случилось, я вдруг увидела сидящего в блестящем чёрном Роллс-ройсе Ларского. И ладно бы он просто сидел, я спокойно прошла бы мимо и даже бровью не повела, но Ларский выглядел так, что вот-вот потеряет сознание или ещё что похуже.
— Александр Сергеевич, вам плохо? — спросила я, заглянув в приоткрытую дверь Роллс-ройса.
— Я… в порядке… — сдавленно произнес Ларский, дрожащей рукой оттягивая галстук.
Дыхание учащенное, на висках капли пота, кожа бледная, взгляд напуганный. В порядке? Очень в этом сомневаюсь…
— Александр Сергеевич, я же вижу, что вам нехорошо. Вы не сможете вести машину в таком состоянии. Давайте я позову…
— Не надо никого звать, — оборвал меня наш гендиректор.
— Да как не надо-то? — переживала я. Вид его мне совсем не нравился. Он словно вот-вот сознание потеряет или, чего хуже, копыта откинет. Он, конечно, злючий, но такой же человек, как и все. — Давайте я поведу! У меня права есть.
Ларский повернул ко мне свою посеревшую физиономию и злобно процедил:
— Госпожа Воробей…
— Я Соловей!
Прикрыв дрожащие от раздражения веки, Ларский произнес:
— Госпожа Соловей, будьте так любезны отстать от меня!
— Но вы тут сейчас скопытитесь! Вон, у вас уже весь лоб мокрый! — Я подняла руку, на которой висела сумка для ланч-бокса и указала пальцем на лоб гендиректора.
Сумка при этом качнулась и звонко ударилась о машину тем местом, где в ней лежал металлический термос.
— Упс… — произнесла я с извиняющейся улыбкой.
— ВОРОБЕЙ! — заревел Ларский, сверля меня покрасневшими глазами.
— Я Соловей! Анна Соловей! — обиженно воскликнула я. — Когда вы уже запомните!