Наступила зима. Такая лютая, что лишний раз нос на улицу не высунешь. Маленький царевич заболел. Громко плакал. От этого плача у Луны раскалывалась голова. Молодая царица, не подпускавшая к своему сыну никого, кроме лекаря, взмолилась:
– Посиди с ним, хоть немного, молю тебя, – белые руки мачехи в отчаянии обхватили пальцы падчерицы. Круги под глазами от бессонных ночей, делали царицу не такой красивой, как в день свадьбы, и это успокаивало снедаемую завистью Луну.
– Извини, и минутки то свободной нет, – Луна, высвободив пальцы, намеревалась покинуть царицу, но мачеха воскликнула:
– Неужели у тебя совсем нет сердца? Я не спала два дня и две ночи. Боюсь случайно навредить дитя, а слугам не верю. Прошу. – Воспоминание о матери, в ночь, когда Луна видела её в последний раз, острым уколом вины пронзило сердце.
– Твоя взяла. Недолго. – Царица облегчённо выдохнула.
– Благодарю, царевна.
В небольшой колыбельке лежал бледный орущий младенец. Луна попыталась взять братика на руки, но содрогнулась от омерзения. Липкое маленькое тельце внушало ей лишь отвращение. Она положила его обратно в колыбель. Царевна опустилась в кресло рядом с кроваткой. Через какое-то время младенец перестал плакать, наступила блаженная тишина, прерываемая лишь потрескиванием дров в камине. Закралась в голову Луне мысль, что надо бы проверить брата, но уж очень уютно ей было в кресле и она вскоре задремала. Разбудила её звонкая пощёчина. Подскочив на месте от неожиданного удара, в мгновение ока проснувшаяся царевна приложила свою ладонь к горящей щеке. Перед её взором предстало заплаканное лицо царицы:
– Мой мальчик умер, перестал дышать. Почему ты не позвала меня? Как ты могла мирно спать? – Луна лишь хлопала ресницами и едва слышно пролепетала:
– Я думала, он заснул, я просто…
– Уйди с глаз моих долой. Убирайся! – зашлась мачеха в безудержных рыданиях, баюкая смолкшего навсегда маленького царевича.
Луна выбежала из царской опочивальни. В ту ночь не было ей покоя. Её серебряные волосы разметались по шёлковой подушке, бледный подобно алебастру лоб намок. Что-то заставило царевну покинуть свою постель. Может, это был свет непривычно огромной луны, может, завывания ветра за окном. Она, миновав стражу замка, спустилась в подземелья. Не чувствуя ни холода, ни стужи, в одном, предназначенном для сна одеянии, девушка брела по подземным коридорам, до тех пор, пока наткнулась на незапертую дверь, в самом дальнем конце. Дубовая крепкая дверь скрывала за собой большой зал, и с приходом в него царевны мгновенно вспыхнули все факелы в комнате. Пламя осветило небольшой пруд, а рядом с ним стоял старый, местами покрытый ржавчиной сундук. Медленно шаг за шагом, Луна приблизилась к сундуку. Со скрипом крышку удалось поднять. Внутри покоились семь серебряных мечей, начищенных до такого блеска, что царевна могла видеть в лезвиях своё отражение. За спиной раздался громкий плеск. В испуге Луна развернулась к водоёму. Из воды неторопливо выбирались люди, и к своему великому ужасу знакомые ей.
– Твоя гордыня, чревоугодие и гнев погубили меня, – гулко раздался голос умершего крестьянского мальчика, с которого стекала вода на каменный пол.
– Твоя похоть лишила меня жизни, отец не смог смириться с утратой, – грустно качал головой, погибший княжич.
– Твоя зависть отняла и мои непрожитые годы, Луна, – плакала мёртвая мать. – А твоя алчность и лень сгубили царевича, – царица покачивала, казалось, спящего брата Луны.
– Бродить тебе по земле с вонзёнными в сердце семью мечами, до тех пор, пока не искупишь ты свои грехи. Да будут, эти мечи тебе напоминаем о страшных деяниях рук твоих, – хором произнесли голоса покойников. В тот же миг поднялись орудия из сундука в воздух да пронзили острые лезвия сердце Луны.
В немом крике проснулась царевна в своей постели и лишь разорванная рубашка прямо над сердцем, сеяла в её душе сомнения, что был это не сон. Мучили Луну и днём и ночью боли в груди, словно и правда из неё торчали семь огромных мечей. Отец созвал знахарей, лекарей, целителей со всех дружественных земель, но никто не мог излечить царевну от загадочной хвори. Тогда передали дело церкви. Много было священников в их большом государстве, решили, что это происки Дьявола. Но и тут священнослужители разводили руками. Только одному старцу, царевна решила поведать о странном сне. Пожилой священник лишь спросил:
– Правдивы ли те обвинения? – Луна в ответ разрыдалась впервые в своей недолгой жизни не из-за капризов, а от грусти и тоски.