Как я поплыл
В пять лет я впервые увидел море, и оно неожиданно приняло меня. До этого папа несколько дней пытался научить меня плавать, держать голову, бить по воде ногами, грести руками и дышать ртом. Дня через три мы устали к взаимному удовольствию, и я просто самостоятельно гулял по морю вертикально, смело удаляясь от берега по самые сиськи.
Очень хорошо помню, как решил я вдруг удивить своих родителей лихим мужским поступком, погрузившись в воду с головой. Под водой я поплыл сразу, как головастик, словно вернулся в родную среду. У меня не было в тот год маски, никто не планировал, что я буду плавать анонимно во внутренней толще Керченского пролива, а потому мир под водой я видел в общих чертах. Оно и замечательно, так как я обретал раздолье для фантазии и нового гуманитарного откровения. Конечно, мне не стать космонавтом, но кто мешает мне парить в моем новом уютном мире, где я надежно укрыт от неудобного бытия, где из звуков только тарахтенье дизеля от ближайшей фелюги и тугие удары моего маленького сердца в голове под резиновой шапочкой. Папа был доволен моими неожиданными успехами, а я с радостью изображал утопленника, медленно опускаясь на песчаное дно пузом, драматично раскинув руки…
В июне 1985 года, все было решительно наоборот, я уже почти утопленник старался из последних сил изображать живого человека. Я отдыхал с женой и маленькой дочерью в литовском городе Зарасае. Отдых на здешних озерах был весьма популярен среди москвичей и питерцев. Озера большие с чистейшей водой. Закончив шумное купание с дочерью, я сдал ее для просушки жене и вернулся в воду для обычного самостоятельного заплыва. Радуясь ясному и теплому дню, думая о высоком и вечном, я развернулся для возвращения на берег и в тот же момент получил порцию воды в лицо.
Резкий неожиданный ветер с порывами мгновенно поднимает высокую бессистемную зыбь на озерах, она и ударила мне неожиданно в лицо. Вода попала и в нос, и в горло очень глубоко, обжигая пазухи, я начал кашлять, мгновенно теряя силы. Мои ноги и руки сделались ватными, и я понял, что ситуация приближается к критической. До берега метров четыреста, да за мной никто и не смотрит неотрывно. Крик мой никто на берегу не услышит с такого расстояния, тем более против ветра, при том, что и кричать я не могу – кашель, слизь изо рта и носа и слезы – все, что мне осталось напоследок из ощущений. Жена знает, что плаваю я хорошо и пропадаю в воде надолго.
Мама, жена, дочь, животный страх и безразмерная обида. Хрип, кашель, паника и пульс за сто сорок, последнее трепыхание на поверхности и обрывки моей недолгой жизни. Школа, армия, покойная бабушка, отец учит меня плавать, я не плыву, а просто бью руками по воде, снова я, решивший всех удивить, ныряющий с головой под воду…
Какой же я дурак, что я делаю на поверхности, тратя драгоценные остатки сил! Нужно взять ртом воздух, сколько можно, и уходить с поверхности. Уходить туда, где я всегда был свободен.
Три раза я возвращался за воздухом, но уже после первого погружения у меня пропала паника. Я кашлял и кашлял под водой, уже не думая про свинцовые руки и ноги. Тонуть я уже не собирался. Обратно я плыву не спеша. Восстановив дыхание, я чередую брас с большими проплывами под водой. Ухожу под воду и снова выныриваю, жмурясь от яркого солнца, вновь радуясь теплому ясному дню, в который ступил сегодня дважды.
Это я из самолета звоню
Самолет отделился от полосы и под крепким углом стал уносить меня с чужбины в сторону исторической родины, в места моего компактного проживания, в страну с болезненно противоречивым прошлым, с сумеречным настоящим и тревожным до желудочных колик будущим.
Лайнер, остервенело разрывая своим телом плотный облачный фронт, становился ракетой, когда его крылья пропадали в сером однородном киселе.
Поскольку самолет, на котором я летел, носит имя академика Вавилова, я увлекся было размышлениями о возможном влиянии примет и символов в гражданской авиации на настроение, физическое состояние пассажира-авиафоба, на положительный исход полета, наконец. Что лучше – лететь на лайнере имени русского композитора Мусоргского, умершего в расцвете лет от алкоголизма, или на борту имени замученного сталинским режимом академика – я решить не успел, так как в салоне по громкой связи зазвучал восторженный и даже где-то эротический голос пилота, сообщивший пассажирам о чуде-чудесном, которое с нами сегодня приключилось. Оказалось, что все пассажиры умопомрачительные везунчики, так как этот новейший самолет Аэрофлота дает нам всем возможность разговаривать по телефону и выходить в интернет сразу после набора высоты в четыре с половиной километра.