Время шло, ясности не прибавлялось, а заслуженный отдых неумолимо приближался. Я даже уже пришел к крамольной мысли, что не всегда нужно желать исполнения мечты и стремиться к ее реализации. Есть же понятие «мечта неутоленная» и, несомненно, в этом есть своя прелесть, есть смысл определенный – смотреть с мудрым прищуром на чужой самолет, пароход, космический корабль, понимая, что нельзя быть везде и познать все.
За сутки до нашего отъезда наш кот Том Игоревич перестал принимать еду из моих рук, кружить вокруг моих ног и бодать их лбом. Он забился в дальний угол комнаты и с тоской неотрывно смотрел на меня. Чует предстоящее сиротство, скотинка. Примета верная – природу не обманешь. Ночью перед полетом я не спал совсем – русская водка и музыка великого Баха сделали свое дело. Глубокое чувство безысходности и торжественная грусть накрыли меня одновременно.
Приведя в порядок все свои дела и отдав необходимые распоряжения (так издревле полагается поступать культурному человеку, отправляясь в путь с неизвестным финалом), я с женой в двадцать седьмой день июля седьмого года выдвинулся в аэропорт Домодедово. Неприятности начались уже на МКАД. Под нашим такси на скорости 120 км что-то неожиданно ударило, как будто мы наехали на канистру с водой. Водитель предпочел двигаться дальше, но я убедил его съехать на обочину и осмотреть машину. Заднее правое колесо «Сонаты» лежало на ободе. Еще одна плохая примета в дорогу, обреченно отметил я. Ну-ну…
И хотя символики и знаков для человека пытливого и вдумчивого было более чем достаточно, на регистрации мне стало совсем тоскливо от диалога, который происходил за нашей спиной.
– Маша, ну что тебе дались эти Канары? Боюсь я самолетами. Ну их, эти деньги, поедем к маме в Белгород.
– Выпей и заткнись, спать в самолете будешь! – отрезал громкий, волевой женский голос.
Мужчина не затыкался.
– У мамы яблочки, грибочки, молочко парное!
– Вот когда океан Атлантический у твоей мамы будет, тогда и поедем.
– А я тебя из леечки, хоть целый день могу, и массажик. Вот так…
– Борисик, ну что ты, в самом деле!
Женский голос вдруг стал протяжным и игривым. Мне стало почти дурно от мысли, что Борисик сейчас еще пару раз нажмет ей бугры на спине и они-таки поедут в город Белгород. И из всей нашей огромной очереди на регистрацию только они будут жить еще очень долго и умрут в один день.
– У нас нет леечки, стой спокойно, – тихо сказала мне жена, читая мои мысли.
– Вот тебе такого Борисика надо в попутчики, чтобы боялся больше тебя и, разинув рот, слушал твои рассказы, что и как у самолета отваливается! – сказала мне жена, когда мы сдали чемоданы и отошли от стойки.
И вот мы летим! Летим над Нюрнбергом, как показывает мне мой карманный компьютер. Стюардессы не реагируют на мои упражнения со спутниковым навигатором, хоть это хорошо. Вот, город Нюрнберг в иллюминаторе – красотища. Лететь и бояться мне еще часов пять. Конечно, не хочется опять пугать жену, но мне не очень нравится странный конденсат на нашем крыле в районе третьего двигателя.
Я не успел ей об этом сказать, так как мое кресло заходило ходуном – кто-то сзади отчаянно заворочался. Следом я услышал знакомый голос:
– Маша, я проснулся, и мне очень-очень страшно.
– Не говори глупости, Борис, и не тряси мужчину впереди, ты мешаешь ему работать.
И хотя Маше казалось, что она говорит шепотом, из соседних рядов пассажиры, кто с интересом, а кто и с уважением, посмотрели в нашу сторону.
Жена тоже посмотрела на меня с улыбкой. Она не успела ничего сказать, потому что над нашими креслами показалось лицо – добродушное и напряженное одновременно.
– Мужчина, я очень извиняюсь! Это хороший самолет? Вы про него что-нибудь знаете?
– Вам повезло, он знает про него все! – сказала моя жена, мстительно мне подмигнула и радостно зашуршала страницами.
– Этот самолет настолько огромен, – начал я свою первую в жизни авиационную лекцию, – что только воздух, который помещается внутри него, весит около тонны…
Следующие два часа, что я пел гимн нашему самолету, я ни разу не посмотрел на крыло с пугающим конденсатом. Отдав в итоге свой навигатор Борису, я прислонил голову к перегородке между иллюминаторами. Какое счастье парить подобно птице! Под нами Альпы, а через три часа по левому борту Танжер, Касабланка, Маракеш – загадочное пространство, подаренное еще в детстве самим Экзюпери.