Писать автобиографию мне уже не хотелось. Теперь, заходя на свою страничку, вместо легкого волнения и азарта я испытывал чувство тревоги и дискомфорта. Ряды одноклассников из двух школ, соседей, знакомых по отдыху, однополчан, сослуживцев, дальних родственников и просто однофамильцев смыкались в плотную парадную батальонную коробку. Кто-то сдержанно сообщал, что очень рад меня видеть, иные кричали заглавными буквами о том, как здорово, что они нашли меня. Я стал опасаться возможных встреч, стальных объятий и народных казацких поцелуев в губы до зубовного скрежета.
– Все, закрываю лавочку, – сказал я как-то вечером жене, собираясь снести свою страницу.
– Дело, конечно, твое, но ты ни с кем даже не встретился, есть в твоих действиях непоследовательность и некое малодушие, – назидательно заметила мне жена.
– Нет никакого малодушия, у нашего класса в субботу встреча и меня на нее пригласили. Тридцать лет со дня окончания школы.
– Кошмар, столько не живут, – ехидно вставила свои пять копеек проходившая мимо дочь.
– Здорово, – обрадовалась жена, – только я не помню, когда ты с ними встречался?
– Реплика правильная и весьма драматическая, потому что я с ними никогда не встречался!
– Офигеть, катарсис будешь делать, – дочь опять проходила мимо кабинета.
Жена пошла объяснять дочери, что катарсис не делают, а переживают, я же, оставшись один, силился вспомнить школьный выпускной и светлый торжественный город на восходе солнца. Мы бродили по пустынным, умытым июньским утром улицам столицы пьяные от непонятного и немного тревожного ощущения предстоящей свободы. Впереди была вся жизнь, и до Московской Олимпиады оставалось ровно два года.
В субботу, проскочив Москву из конца в конец без единой пробки и бросив машину на районной дороге за углом, я с чувством волнения приближался к школьным воротам. Видимо, в школе проходило какое-то мероприятие, потому что у ворот толпились родители, что-то бурно обсуждая между собой. Я так торопился, что пришел на встречу первым. Впрочем, это бывает у людей, патологически не умеющих опаздывать.
Подойдя к толпе родителей, я вдруг осознал, что это люди, с которыми мне предстояло провести вечер. Я остановился и стал осматриваться. Почтенные женщины в норках и мехах других неизвестных животных, заметив мою растерянность, прекратили разговоры и с интересом принялись разглядывали меня.
– Здравствуйте, дамы пост-бальзаковского возраста. А вот кто первым узнает доброго мальчика из 10 «Б»?
Это была домашняя заготовка, после которой все девушки нашего класса должны были завизжать от счастья, увидев и узнав меня, и броситься наперебой делать помадные отпечатки на моих гладковыбритых щеках. Вместо этого дамы в норках и мехах других неизвестных животных встали плотнее друг к другу, на лицах некоторых я увидел не только недоумение, но и испуг.
– Назовитесь, пожалуйста, – самая активная из дам сделала шаг мне навстречу, видимо предполагая, что я протяну ей паспорт.
Назвав себя, я с облегчением увидел, что лица дам наполнились смыслом, у некоторых даже появились улыбки.
Не будучи до конца уверенным, что делаю правильно, я приступил к плановым объятиям. На всякий случай перед вскидыванием рук я называл каждую даму по фамилии.
– Со мной будешь обниматься? – мужчину среди них я и не приметил. Я крепко обнял вероятного старого школьного приятеля, силясь вычислить, кто это мог быть.
– Узнал? – мужчина после объятия продолжал жизнерадостно хлопать меня по плечам.
– Конечно! – закричал я немедленно, полагая, что моя широкая американская улыбка развеет его сомнения.
– Кто я?
– Этот… – я уже почти понял, кто это. Мне нужно было совсем немного времени, чтобы вспомнить его фамилию, но именно этого времени ситуация не предполагала, превращаясь из радостной в неловкую.
Когда он назвал себя, мне действительно стало стыдно. Это был очень славный и совершенно необидчивый парень, которого я за отчетный период вспоминал, может быть, пару раз, отчего и имя его и фамилия обнулились в моей голове.
Потом мы сидели в шумном кафе, смотрели фотографии, образовывали кучки и вновь собирались вместе, много смеялись и вспоминали. Я, конечно, всех вспомнил и узнал. Со мной было сложнее, две мои одноклассницы согласились принять на веру, что я учился с ними с 9-го класса. Они успокоились, только когда пришедшая с большим опозданием староста нашего класса выкрикнула мою фамилию на подходе к столу. Дамы несколько раз сшибали бокалы за новую жизнь, которая только начинается, это когда дети выросли и пристроены, следовательно, наступило замечательное время пожить для себя.