— Я сдавал биологию, — ответил мальчик.
— И не сдал?
Энакин мотнул головой.
— Я тут подумал… и вот не знаю, что делать. А делать, наверное, надо именно мне, вот же хатт…
Палпатин тепло улыбнулся. Ну что там опять случилось? Может, наконец-то, первая настоящая влюбленность?
— Джедаи идиоты, — сообщил наконец Энакин. — Потому что целибат, понимаете?
— Не совсем, — честно ответил Паппатин.
— Ну… вот смотрите. Джедаи собирают всех одаренных по галактике — и запрещают им размножаться. То есть — ну если по биологии, — идет искусственное изъятие гена одаренности из популяции. Все сетуют, что джедаи прошлого были сильнее, а сами такое вот учинили!
Палпатин моргнул.
— Разве существует такой ген? — спросил он. — Магистр Винду объяснял мне, что одаренность не наследуется.
— Архивы не согласны с магистром Винду, — хмуро сказал мальчик. — Ну то есть как… Открытая одаренность точно не наследуется, тут как повезет. А вот предрасположенность — еще как. Я программу написал, — пояснил он. — Ну когда меня в архив сослали после… неважно. Биологию-то все равно сдавать, а я так запоминаю лучше, когда знания зачем-то, а не просто чтоб был этот самый хаттов багаж. Там очень-очень четко видно. Сила любит династии, статистически.
— Ты говорил об этом с Советом?
— «Не лезь в то, что не понимаешь, Энакин», — явно передразнил кого-то Энакин. — Они все упертые, как банты. …И ситхи не лучше.
Палпатин не вздрогнул чистым чудом — так удивился.
— Ситхи?
— Правило Бейна, — Энакин поморщился. — Искуственно созданная угроза существованию популяции. Наверное, очень бодрит, но глупость же.
Очень… бодрит?
— Ты интересуешься ситхами? — старательно обеспокоенно спросил Палпатин, с трудом задавив желание сказать «Не лезь в то, что не понимаешь, Энакин». Какой ужас — быть согласным с неизвестным джедаем… И поймал полный иронии и уже чем-то совсем недетский взгляд.
— Канцлер, — Энакин свернулся в узел и положил подбородок на колено, — меня ж в миссии на Коррибан посылали. И на Явин-4. И вообще в самые-самые темные дыры в Галактике. Я прямо думаю, с целью, чтоб я потемнел уже наконец, они б тогда вздохнули, сказали всем «ну я ж говорил» и выпилили бы меня уже.
— Я уверен, что так думают далеко не все.
Энакин дернул плечом.
— Ну не все. Но так думают. Да и хатт с ними, это неважно все. Ничего там нету интересного на Темной стороне, я там был, там все то же самое. Сила-то на всех сторонах одинаковая, на Темной только голова болит сильнее, Сила из гнева — это круто, но недолго.
Палпатин молчал. Пытался уложить в голове.
— И… кто? — слова как-то не складывались. — Кто твой учитель?
— Меня с Коррибана выпихали, — рассмеялся Энакин. — Сказали приходить, как пубертат закончится, а то пока с контролем полный ужас, с джедайскими техниками я менее опасен для окружающих. Они правы, конечно… Но я, наверное, не вернусь — ну, по-настоящему. — Он поморщился. — Знаете, «хранить древние тайны» — это все очень круто, но если б инженеры так рассуждали, мы б до сих пор ковырялись палками в земле. И это что у джедаев, что у ситхов, что у Бейнитов, у Бейнитов так вообще… Я вот и подумал, только не знаю, как это сказать… По-дурацки звучит.
— Что?
— Канцлер, — Энакин улыбался. — Одаренным давно пора развиваться. Давайте устроим новый орден, а?
========== Вакуум ==========
— Мне нельзя ничего дарить, — сказал Энакин. — И на день рождения тоже.
Палпатин перевел взгляд с него на браслет для коммуникатора на столе между ними. Металлический, самый простой браслет. С такими ходила половина Корусанта.
— Совсем ничего, — повторил Энакин. — Джедаям не пристало иметь личные вещи.
Палпатин знал совершенно точно, что личные вещи у джедаев были. Немного, это верно. Но все же.
— Разве? — спросил он. Энакин пожал плечами.
— Мне нельзя иметь личных вещей, — поправился он. — Это специальное правило специально для меня. Потому что я такой весь особенный. И слишком старый для правильного обучения.
Ожидаемой Палпатином злости в его голосе не было. Спокойствия, впрочем, тоже. Энакин что-то решил про себя, по поводу сказавших ему это, и Палпатину от тона его голоса стало не по себе. Ощущать от ребенка настолько отстраненный холод было неестественно.
И ведь ни капли Темной стороны, вот же…
— Ну хорошо, — сказал он, убирая браслет в ящик стола. — Шоколад, я полагаю, тебе не запрещен.
У него возникла мысль, нужно было занять ребенка минут на пять, чтобы обдумать — и осуществить.
Энакин улыбнулся.
— Ну вообще-то запрещен, — сказал он. — Но у меня и так недобор веса, так что наш врач меня не сдаст.
Врач?
— Тебя обследуют после твоих визитов сюда? — удивился Палпатин.
Дроид принес Энакину шоколад, а ему самому каф. Энакин одним глотком выпил полчашки и дернул плечом.
— Ну да, конечно. Рабов всегда обследуют, мало ли, вдруг принесли заразу.
Вот оно как…
— Энакин…
— Это, — мальчик поставил чашку на стол, облизал запачканный кончик носа, — была аналогия. Я знаю, что я не раб. Спасибо, канцлер, было очень вкусно.
— Это не все, — сказал Палпатин и протянул ему датапад. — С днем рождения, Энакин.
— Я же сказал… — Энакин прочитал на датападе написанное и осекся. — Это… что?
Палец его осторожно тронул координаты.
— Это — ничего, — сказал Палпатин. — Сорок кубических километров ничего. И они твои.
— Среди звезд, — прошептал Энакин. И посмотрел на него сияющими глазами.
Мой, подумал Палпатин. Вот сейчас, с этого момента начиная — мой. Навсегда.
Потому что только я понял, что на первый свой день рождения на чужой планете ребенок захочет получить особенный подарок — пусть даже это будет пустота.