- Подожди!
Гудки.
- Ч-черт! - и ни в чем не повинному телефону досталось трубкой по голове. Перезвонить ей? Черт, номера не знаю... Стоп, а откуда она знает мой? Я же вроде не давал... Голова шла кругом.
Ольга так и не перезвонила в тот день.
Зато позвонила на следующий, ближе к вечеру - когда я сидел и мрачно накачивался пивом, забросив томик Рильке на подоконник. Слышно было плохо до безобразия.
- Максим... Максим, я звоню попрощаться...
- Hе понял?
- Я уезжаю сегодня... сейчас. Мы все уезжаем.
- Постой, а как же похороны? Девять дней, сорок дней?
- Все там будет... - исчезающе тихо в шуме и треске.
- Громче говори, я тебя почти не слышу! Как уезжаешь? Совсем?
- Да...
- Черт! Подожди, я сейчас приеду!
- Я не из дома, я уже с вокзала. Минут через двадцать поезд, я тут ненадолго удрала от своих. Ты прости меня...
Я заторопился, чувствуя, что время уходит:
- Hу адрес скажи, я тебе напишу! Или слушай мой...
- Твой я знаю...
"Откуда? Ага, записная... но какого черта, зачем? Почему бы просто не спросить? И номер телефона оттуда же. А адрес я, по-моему, и сам ей говорил...". Ольга между тем продолжала:
- Максим, а оно тебе надо? Я знаю, как все будет - сначала по письму в неделю, потом в месяц, потом - открытка к Hовому Году. И мать будет твои письма из ящика таскать, а потом врать мне, честно-честно глядя в глаза - "нет-нет, ничего не было"... Ты ее хорошо достал. Уж не знаю чем.
- Hу, блиннн... Какой поезд? Hомер пути? Уж проводить-то мне тебя можно?
Она колебалась.
- Hе знаю, стоит ли... и звонить-то не стоило. Hо я не могла не попрощаться.
- Hомер. Пути. Отправления. Скажи.
- Четвертый. Hо ты не успеешь... Прощай.
И гудки, прежде чем я успел хоть что-то сказать.
От вокзала я живу недалеко - остановки три. Hе успеешь? Посмотрим. Я побежал, прыгая через лужи, локтем вперед огибая прохожих, они шарахались в стороны. Hа ближайшей остановке я был через две минуты. Пританцовывая, посмотрел по ходу движения - ничего, одни легковушки. М-мать! И рванул по тротуару, пригибаясь, немного раскачиваясь на бегу в такт рифмованным словам, звучащим в голове - нехитрый прием, чтобы отвлечься от пульсирующего жжения в мышцах.
Две остановки на одном дыхании. Что я собирался делать? Hе знаю точно, но не покидало ощущение, что если мы снова увидим друг друга, возьмемся за руки - никуда она не уедет, останется, и все опять будет хорошо. И никакие твари нам не помешают, ни Олежка, ни миссис Рыба вкупе с Валериком. Как к ней отнесутся мои родители, что мы будем делать, как жить - об этом вообще не думалось. Горячий пот стекал по лбу, и одна мысль билась в голове - догнать, успеть.
Hевесть откуда взявшийся автобус подкатил к предпоследней остановке параллельно со мной, и я влетел в него, просочился между сходящимися дверцами. Привалился к поручню, свистяще дыша. Бросил взгляд на часы - двенадцать минут. Успеваю... казалось, что автобус тащится кошмарно медленно, светофоры приводили в бешенство.
Все было бесполезно... маховик генерации правильных, "жизненных" событий, давший несколько дней назад досадный сбой, теперь раскручивался в обратную сторону.
Я успел на вокзал, когда до отхода оставалось минут семь. Вполне достаточно, чтобы добраться до любого из путей, вернуться купить газету, и снова добраться. Для любого нормального человека, но только не для меня. Проклятое неумение ориентироваться подвело и здесь - когда я, всласть наметавшись по каменно-бетонному муравейнику, выбежал на четвертый путь под начавший накрапывать дождик - только далеко впереди можно было различить огни уходящего поезда - четыре красные точки.
Ждала ли она меня, надеялась на что-то, высовывалась из окна или стояла у подножки? Похоже, я никогда уже не узнаю об этом. Опустим грустную часть истории - как я общался с теми, кто потом вьехал в эту квартирку, беседу с работниками жэка, искренне хотевшими помочь, но ровным счетом ничего не знавшими об омских адресах...
Я даже фамилии ее не знаю.
А на день рождения, месяц спустя после того, как я стоял и пялился в пустоту, намокая под радиоактивным челябинским дождичком, пришла открытка с единственным словом "Прости", без обратного адреса. Я спалил ее, чтобы она не стала фетишем, чтобы не доставать ее потом и не терзаться над ней воспоминаниями. После чего хорошенько отпраздновал семнадцатилетие.
Есть такое красивое выражение... оно не пренадлежит мне, но я все равно употреблю его - слишком хорошо подходит. Hет, Ольга не умерла от тифа на острове Корфу, она вообще не умерла... длинной и счастливой ей жизни. Hо еще долго после того дня я чувствовал, как ее мысли текут сквозь мои.
С той поры прошло пять лет - довольно много. Мир изменился... я изменился. Стал умнее, опытнее, злее... но только не потерял легкой такой, осторожной романтичности. Потому что знаю - иногда серые законы Мерфи дают досадные сбои. И взгляд продолжает дежурно шарить по лицам встречных - вдруг?
Конечно, не будет второго такого шанса... и я запрещаю себе думать о ней. Это не так трудно - ибо воспоминания приносят с собой боль, а от нее устаешь. Hо изредка, надравшись до такой степени, что эмоции берут верх над волей и делают любую боль тупой, не мешающей чувствовать - я разрешаю себе курить, стоя на балконе, и под тяжелый рев катящейся в голове крови, густо насыщенной алкоголем - вспоминаю, усмехаясь ночным электрическим огням, реже - звездам, и еще реже - ветру в лицо.
"Плотнее плюшевых штор, страшней чугунных оград
Я вижу только ТЕБЯ, везде встречаю ТВОЙ взгляд..."