Том Мьюзо объявляет, что поедет делать А1 прямо на свои именины. Он даже не сомневается, что выпадет именно класс «Д». «Во мне кровь долгожителя!» – уверяет он всех, включая свою девушку, миниатюрную Грету. Так и выходит. Его запас времени просто громаден.
– Господи, это и есть счастье! – Он тараторит и чуть не лопается от восторга. – Анализ показал больше восьмидесяти лет.
– Расскажи нам, как все прошло? – спрашивает кто-то.
– Сначала я неделю проходил медкомиссию, – сияет Том. – Проверили сердце, почки и печень. Обследовали все. Здоров, как бык, говорят. И вот вчера захожу я в медицинский центр «А1 Эйорхол». Никого. Тихо и хорошо, никаких тебе очередей. Работают кондиционеры. Все вокруг белое, наверно, стерильное до безумия. Меня приглашают в просторный кабинет. Сажусь, закатываю до локтя рубашку. Небольшой укольчик. «Ваша кровь отправлена на Анализ, – говорит медсестра. – Ожидайте паспорт с результатом». Сюсюкает со мной, как с младенцем, а сама держит в руке корвалол. Немного покалывало сердце. Иногда так бывает после взятия крови. «Это связано с повышением давления из-за волнения во время процедуры», – щебечет медсестра.
Тома быстро окружает толпа. Слушок о новоиспеченном долгожителе успел разлететься по всему детскому дому, и вот уже кто-то хлопает Тома по плечу, а кто-то нервно покусывает губы, зеленея от зависти.
– Вечером принесли паспорт, – Том витает где-то в небесах. – Так вот. Я разворачиваю конверт и… Знаете, что я сделал? Я начал танцевать чечетку! Моя Грета смеется. Вот вам всем! Я утер нос каждому из вас, черт возьми! Обнимаю Грету. Она плачет: «Ты ненормальный, Том!» Ха-ха. Так-то! Я включаю музыку. Грохочет джаз (кажется, Синатра) – как раз то, что нужно. Никогда не испытывал ничего подобного… Конечно же, я предчувствовал, что будет «Д». Какие сомнения? Плевать, что запрещено говорить свой класс! Я с ранних лет знал, что стану долгожителем. «Чем ты будешь заниматься?» – спрашивает Грета. Дурочка моя милая. Мне выделят пособие для молодого долгожителя, и я открою свой ресторанчик мгновенной пиццы. Нет. Лучше куплю красный «Аэропорше». Тоже плохая идея. «Домик у озера», – говорит Грета. А что? Замечательно. Завтра сбегаю в церковь. Пастор благословит меня. Он спросит: «На что ты потратишь свои восемьдесят лет?» А я и не знаю, что ответить. Придется зайти в центр планирования жизни. Точно. Ничего позорного – все туда ходят. Даже агнцы. А знаешь, Грета, мне бы ни за что не выпал класс «А»! Я разве похож на сопляка? Богатырь, не иначе. Такие живут по целому веку. Я даже не боялся, что будет нечто другое. Профессор Лорк говорит, что Анализ – это лотерея. Моя дорогая, я сорвал джекпот, черт возьми! Так я кричал и ликовал. Грета тоже радовалась за меня. А потом мы весь вечер танцевали и пили вино урожая 2001 года.
Глава 6
Мне в равной степени не хотелось становиться ни агнцем, ни долгожителем. Пойти на смертный жребий? Нет, спасибо. Я не разделял радости Тома, не верил в слова директора, которые действовали как капли успокоительного. Грамотно расписать жизнь? Возможно, директор и прав. Когда мне было семь лет, отец показал свой Календарь планирования, но я ничего толком не разглядел. Лишь золотое тиснение на зеленой бархатной обложке да розовое ляссе. Красиво. Это произвело впечатление. Отец мельком пролистал страницы и «похоронил» Календарь в ящике стола.
Но я помнил, как однажды рылся в его книжном шкафу и случайно наткнулся на тот самый зеленый бархат. Я не смог удержаться и нетерпеливо открыл дневник. Насколько далеко отец продумал свою жизнь? Неужели до самой даты Х, которую обвел в красный кружок? Но улыбка быстро стекла с моего лица. Оказалось, что дневник пуст. В основном страницы были чисты. Никакого плана. Ничего. Я почувствовал себя обманутым. Выходит, отец попросту прожигал свою жизнь. Он ничем не отличался от рядовых старообрядцев, над которыми всегда ехидно насмехался.
Во мне жило лишь острое желание уплыть с острова. Подальше, хоть на край света! Однажды я заглянул в гости к одному самширскому художнику. У входа – голубая вывеска: «Рисую на заказ». Я постучал и вошел. Моя мечта. Нагие просторы мастерской, горы тюбиков, вымазанных засохшими сгустками красок, сотни этюдов и карандашных набросков, сваленных в углу. В воздухе, пыльном и солнечном, витал сладостный запах масляных красок и резкое амбре растворителя. Это было великолепно.
Минул мой восемнадцатый день рождения, и меня охватило предчувствие счастья. Я желал стать художником. Я представлял себе холсты, пейзажи и натюрморты, огромные прекрасные полотна, в которые я бы вдохнул жизнь; я видел себя с кистью в руках, вдали от прошлого, от этих коптящих труб, мерзких учителей и корпусов, подальше от слова «Анализ», которое вызывало у меня лишь рвотный рефлекс. Я хотел себе «тихую гавань».