Дурак.
Как жил дураком, так и помрет… яблонь ему не хватает… главное, чтобы вискаря хватило. С вискарем Райдо долго продержится.
С вискарем он не то, что весну, последний день мира встретит.
Он почти уже ушел, когда раздался скрипучий голос кухарки.
— Ну что, Дайночка, получила по носу?
— А ты и рада…
Подслушивать Райдо не собирался, это некрасиво… но интересно. А в его жизни не так уж много развлечений.
— Больно много ты на себя взяла, — кухарка говорила с обычным своим раздражением, и Райдо вдруг подумалось, что женщина эта, наверное, глубоко несчастна, поскольку во все те редкие встречи, которые все же случались с ней, она неизменно пребывала в этом самом раздражении.
И хмурилась.
И губами полными шевелила, точно жевала что-то… матушке бы не понравилось.
— Что, скажешь, не по праву?
— Ну-ну…
— Посуди сама, он долго не протянет… и что будет с усадьбой?
Кухарка ничего не ответила, должно быть, ей было совершенно плевать на усадьбу.
— Отойдет роду, верно? А мы куда? Вот ты…
— Я себе всегда работу найду.
— А я?
— И ты, если работать начнешь. Дом запустила…
— Я не горничная!
— Да неужто? Небось, при старой леди камины драила, а теперь…
— А теперь, — голос Дайны сделался низким, шипящим, — все изменилось! Где теперь эта леди?
…и верно, где?
Альва знает, но не скажет пока, быть может, позже, когда она поверит, что в доме вновь безопасно… если когда-нибудь поверит.
— Вот то-то же… нашлась и на нее управа…
— Злая ты, Дайна…
— А ты добрая, стало быть? Небось, от великой доброты тут подвизалась…
— Осторожней, Дайна… — кухарка произнесла это почти шепотом, но Райдо расслышал. — Я хоть и на кухне была, но многое слышала… видела еще больше…
— Слышала, видела… но ты же никому не расскажешь, верно, Мария? Ты женщина разумная… осторожная…
— Я-то не расскажу, — теперь раздражение сделалось ощутимым, и скребущий нервозный звук лишь подчеркивал его. Кухарка, которую разговор изрядно взволновал, остервенело драла несчастную сковороду. — Но это я… а она, думаешь, станет молчать?
Тихо стало. И тишина эта была опасной, с запахом дыма и близкой беды.
— Не твоего ума дело, — резко сказала Дайна. — С ней я как-нибудь разберусь… яичницу готовь, а то ж… уволит.
— Кого из нас?
Ответа на этот вопрос Райдо дожидаться не стал.
Коридор, еще недавно казавшийся невероятно длинным, он преодолел быстро, а по лестнице поднялся еще быстрей. В столовую вошел быстрым шагом.
Сел.
Руки на подлокотники кресла положил.
Откинулся, упираясь затылком в высокую спинку стула. Стулья доставили из отцовской усадьбы по матушкиному почину. И стол оттуда же, длинный, дубовый, за который с полсотни гостей усадить можно, если не сотню. Но гости благоразумно держались в стороне от поместья, и Райдо, сидя во главе этого стола, чувствовал себя нелепо.
— Нат! — он был уверен, что Нат где-то поблизости.
Мальчишка никогда не отходил далеко, верно, опасаясь, что без его заботы Райдо до срока преставится.
— Нат, мать твою… сюда иди… завтракать будем.
— Я не голоден.
— А мне плевать, — Райдо вытянул ноги, чувствуя, что еще немного и сползет с кресла. — Завтрак по расписанию быть должен. Р-развели бар-рдак…
Нат ничего не ответил, но послушно занял место за столом.
— Руки мыл?
— Мыл.
— А шею?
— И шею мыл, — Нат покосился недоверчиво, переспросив: — А что?
— А ничего. Может, меня вид грязной шеи аппетита лишает…
…аппетита лишала тварь, которая затихло, позволяя Райдо поверить, что, быть может, нынешняя пауза продлится хоть сколько-нибудь долго.
— Нат… — пытаясь отвлечься от саднящей боли в легких, Райдо погладил столешницу. — У меня к тебе просьба будет…
— Козу найти?
— Коза — это не просьба, а приказ… нашел?
Нат кивнул.
Хороший парнишка… и что с ним будет, когда Райдо издохнет? Надо будет младшенькому отписать, пусть к себе возьмет. Нат, конечно, молодой, но сообразительный. В армии ему делать нечего, он армии и так нахлебался по самое не могу, а полицейское управление — дело иное.
Та же служба, но… спокойней.
— А вот просьба… — Райдо поскреб подбородок. — Если откажешься, я пойму… настаивать не буду…
Нат в полицию не захочет, в войска рвется, не понимая, что без поддержки рода всю жизнь и останется чьим-нибудь ординарцем. Будет до седых волос сапоги чистить и коз искать…