— Не спеши.
Нат пробовал не спешить, но у него плохо получалось.
Гнев ослеплял.
Лишал воли и разума. Заставлял раз за разом подниматься из грязи и вытирать раскровавленный нос. Бросаться. И падать. Вставать.
Раз за разом…
…сегодня, кажется, дольше обычного.
— Потом.
— Нет, — Нира топнула ножкой.
— Я устал.
Устал. И вправду устал настолько, что еще немного и он попросту уснет на этих вот ступеньках, и будет при том совершенно счастлив, во всяком случае до пробуждения.
— Ты каждый день устаешь, — спокойно произнесла Нира. — И каждый день прячешься. Что ты скрываешь, Нат?
— С чего ты взяла, что я что-то скрываю?
Ложь. Скрывает. А врать Нат никогда толком не умел и полагал это достоинством, ан нет, выходит, что вовсе и не достоинство.
Если бы умел, Нира бы поверила.
И не стала задавать опасных вопросов.
— Я ничего не скрываю, — чуть более уверенно произнес он. — Я просто… после тренировки. Грязный. И нос опять разбил…
…и она жалела.
Утешала.
А Нату было невероятно приятно слушать ее… и не только слушать… позавчера она потребовала прижать к глазу монетку, не поверила, что следов не останется. Села рядом и монетку держала, хмурилась, пеняла Ната за то, что он себя не бережет…
— Рубашку вот порвал…
Он продемонстрировал дыру.
— Зашьешь?
Нира молчала.
Зашьет. Всегда ведь сама… и это тоже часть их жизни, которая только-только началась. И Нат должен сделать что-то, если не хочет, чтобы эта жизнь прямо сейчас взяла и закончилась.
А он не хочет.
Только не знает, что сделать… сказать.
— Я тебя люблю, — Нат выдержал прямой ее взгляд.
— Но не настолько, чтобы поверить, да?
— Я верю.
— Не веришь… думаешь, я совсем наивная? Не понимаю, что в доме что-то происходит… к чему-то готовятся все… а я вот… я снова ничего не значу.
— Значишь. Для меня.
— Неужели, — Нира стиснула кулачки. — И поэтому ты молчишь, да? И все молчат. Конечно, кому надо тратить время, чтобы пытаться объяснить хоть что-то наивной дурочке…
— Ты не дурочка.
— Но наивная, если думала, что с тобой все будет иначе… — она поднялась на ступеньку, и этот шаг показался Нату огромным расстоянием, почти непреодолимым. — А ты… говоришь, что веришь, но на самом деле… на самом деле, твое доверие… я могу зашивать твои рубашки… да, это ты доверяешь… или еще постирать… а больше — нет.
Она отступала, шаг за шагом, пока не оказалась на вершине лестницы.
— Нира… я…
Нат осекся.
— Значит нет, да?
— Нет.
— Тогда я не хочу тебя больше видеть, — она подобрала юбки. — Мне очень жаль, но… я бы еще смогла жить без любви, но не без доверия.
Ушла.
А Нат не остановил.
Он собирался. Пойти за ней. Обнять. Сказать, что не в ней дело, а в ее родичах, что им-то Нат как раз не верит… и что эти Ниру очень хорошо знают… и если так, то смогут понять… нет, тогда придется объяснять все, а этого делать нельзя.
Нат прикусил руку.
Нельзя.
Пока.
Кроме Ниры есть Райдо.
Ийлэ.
Малышка, которую точно некому будет защитить… а Нира поймет.
Наверное.
Но вечером Нат попробует поговорить с ней снова, и быть может, у него получится? Он ведь действительно любит ее…
Не вышло.
— Подъем, — Гарм поднял с постели пинком. — Труба зовет.
— Куда? — Нат мотнул головой, отгоняя муторный, тяжелый сон, в котором он, кажется, все-таки попытался объясниться, только из этого все равно ничего не вышло… кажется, не вышло.
— Птичка одна донесла, что народец в городишке очень взбудораженный… готовятся к облаве, стало быть.
— Шериф?
— Молчит пока. Выжидает, — Гарм широко зевнул и поскреб живот. — Шериф ваш — еще та хитрая сука… знавал я таких. С виду — свой парень, а копни чуток — в дерьме утонешь.
Он кинул Нату чистую рубашку.
Штопаную.
— Не знаю, он ли главный, но в доле точно.
— С чего ты взял? — рубашка пахла чистотой, и Нат не спешил ее одевать. Сидел. Нюхал.
Время есть. Если бы не было, Гарм сказал бы, не постеснялся. Он стеснительностью не отличается вовсе, а еще про Ната говорят, что будто бы он бесцеремонный.
— С того, что… ай, много будешь знать, скоро состаришься. Собирайся уже. Ехать пора. Чую, пригласят нас в последний момент…
Нат натянул рубашку.
Дом опустел.
Ийлэ услышала его недовольство, и страх, который дом прятал в скрипах и вздохах.