…Ийлэ помнит.
Лопату, которую ей вручили. Песочные часы. Землю укатанную, твердую… собственную слабость — она никогда не копала могил. Слезы в глотке. Боль. И удивление. Ей все еще казалось, что все происходит не с ней.
…управишься за полчаса — похороним, а нет — свиньи и падаль сожрут с удовольствием…
…управилась…
…и он выиграл спор, бросив напоследок:
— Главное — правильная мотивация…
Ийлэ заставила себя разжать руку и отступить от плиты. Вонь горелого молока становилась почти невыносимой, а отродье все-таки решило подать признаки жизни, и тонкий, едва слышный писк его ударил ножом по раскаленным нервам.
— Тише, маленькая, — пес провел большим пальцем по темной макушке, — сейчас мы тебя накормим… правда, мамаша? Нат, спускайся уже, хватит прятаться, я все равно тебя услышал…
Псов стало двое, а Ийлэ поняла, что уйти ей не позволят.
Глава 2
Альва.
Исхудавшая до полупрозрачности, грязная, но альва. Райдо никогда их не видел, чтобы вот так, близко… нет, война сталкивала, но там приходилось убивать, а не разглядывать.
Правда, имелся тот снимок, в его новых сокровищах, о которых и Нат не знает, поскольку смотрит на Райдо влюбленными глазами, верит, будто бы нет никого сильнее, умнее, идеальней… а идеалам не полагается прятать под матрасом всякую ерунду.
Голова пьяная.
Тяжелая.
И мысли в ней бродят хмельные. Не голова — а бочка, та, в которой пиво ставят дозревать, правда, в отличие от бочки, от головы Райдо обществу пользы никакой.
— Ты там это, за молоком приглядывай, чтобы не перегрелось, — он не знал, как разговаривать с этой альвой, чтобы она, наконец, успокоилась.
Ненавидит.
Точно ненавидит. Чтобы понять это, достаточно в глазищи ее зеленые заглянуть. Они только и остались от лица. И еще скулы острые, того и прорвется кожа. А щеки запали. И губы серыми сделались. Чудом на ногах держится, а туда же — ненавидеть.
Райдо никогда этого понять не мог.
— Райдо, — Нат приближался осторожно.
Умный пацан. Альва-то вся на нервах, чуть чего и сбежит, лови ее потом под дождем…
— Стой, — велел Райдо, когда альва дернулась и попятилась. — Давай на конюшню. И в город. Доктора сюда притащи.
Вряд ли он, человек степенный солидный, обрадуется ночной побудке. И прогулка под дождем, как Райдо подозревал, не вызовет должного энтузиазма, но ничего, ему заплатят. Платит же Райдо за еженедельные бесполезные визиты, во время которых только и слышит, будто ситуация вот-вот стабилизируется.
Смешно.
Он того и гляди сдохнет, а они про ситуацию, которая стабилизируется.
— Вам плохо? — поинтересовался Нат.
А в руке нож.
Еще один ненормальный, который не понимает, насколько ненормален. Война закончилась, а он с ножом спит. И ест. И купается, надо полагать, тоже… и привычку эту свою считает полезной.
Безумный мир.
И ночь безумная. А все-таки не мерещится, и уже радость, Райдо не согласен был сходить с ума следом за миром, хотя, может статься, так бы они научились друг друга понимать.
— Мне хорошо, — он сказал и понял, что и вправду хорошо.
Нет, боль не исчезла, она верная, Райдо не бросит, но он сумел ее вытеснить на край сознания.
И стоял сам.
И младенца держал, боясь уронить, но руки, которые с трудом бутылку подымали, надо же, не тряслись. Чудо, не иначе.
Чудо лежало на ладони неподвижно и только разевала рот в немом крике, и Райдо было страшно, что оно этим криком надорвется, оно ведь слабое, и малости хватит, чтобы исчезнуть.
— Мне очень хорошо, — он осторожно провел по мягким пуховым волосикам, которые свалялись и слиплись, но все одно, против всякой логики и реальности пахли молоком. — А вот им плохо.
— Она альва.
— Сам вижу…
…а вот девочка — только наполовину… глаза серо-голубые, и разрез иной, не альвийский…
…ничего, полукровка — это даже хорошо. Правда, Райдо не знал, чем именно, но открытию своему иррационально обрадовался.
— Альва, — с нажимом повторил Нат и клинком в стол ткнул. Альва, сгорбившись, зашипела.
— Нат, — стой Райдо ближе, отвесил бы мальчишке затрещину.
Воин.
Было бы с кем воевать, она и сама того и гляди сдохнет. Если уйдет — точно сдохнет. А уйти она хочет, и осталась лишь потому, что у Райдо — ребенок…
— Альва, — Нат нахмурился. Иногда он проявлял просто-таки невероятное упрямство. — Альве здесь нечего делать.