Следующее, что я помню, Деймон лезет в карман и вытаскивает черный складной нож, и раскрывает его.
— Что ты делаешь, Деймон? — спрашиваю я, внезапно запыхавшись, но, словно почувствовав мой страх, его губы кривятся в злобной усмешке. Он не отвечает мне, когда приставляет острый кончик к основанию моего горла и медленно проводит лезвием по коже. Он острый настолько, что за ним остается легкий кровавый след. Боль, исходящая от лезвия, посылает через меня волну желания.
— Я хочу отметить твою идеальную кожу, Тейт. Смотреть, как ты истекаешь кровью из-за меня, — его глубокий голос успокаивает меня, когда я слегка надавливаю вперед, что заставляет лезвие чуть сильнее вонзаться в мою кожу. Я никогда не думала, что мне это понравится, но я поймала себя на том, что не хочу, чтобы он останавливался.
Он опускает нож к моему лифчику и просовывает кончик лезвия под ткань между грудями. Быстрым движением запястья он разрезает мой лифчик посередине, заставляя его распахнуться, обнажая мою обнаженную грудь. Он возвращает лезвие к моей чувствительной коже и с большим нажимом, чем раньше, позволяет кончику коснуться моих твердеющих сосков.
Я шиплю при соприкосновении. Он уделяет другому такое же внимание, прежде чем двинуться ниже. Я чувствую, как учащается мое сердцебиение, когда сжимаю простыни в руках.
Чем сильнее он давит на лезвие, тем больше крови скапливается на моей коже. Его пальцы следуют по кровавому следу, как будто он хочет пометить меня им. Как будто он гордится тем, что заставил меня истекать кровью. Мой желудок переворачивается, и я закрываю глаза, когда расплавленный жар разливается по мне от его прикосновений. Меня захлестывает нервозность, но ее сменяет возбуждение от того, к чему, кажется, приведет эта ночь.
Когда нож больше не касается моей кожи, я открываю глаза только для того, чтобы обнаружить, что он хватает одну сторону моих стрингов и использует лезвие, чтобы разрезать их. Он делает то же самое с другой стороны, оставляя меня полностью беззащитной.
Он снимает с меня оба куска моего испорченного нижнего белья и бросает черную ткань на пол рядом с кроватью. Я лежала и смотрела на мужчину, в которого влюблялась уже несколько месяцев, и обнаружила, что он смотрит на меня сверху вниз таким же взглядом. Его глаза прикованы к моим. Рука, которая не держит нож, скользит вверх по моей ноге, продвигаясь все выше и выше.
Мой взгляд скользит от него к лезвию, все еще зажатому в другой его руке, и напряжение нарастает, когда я задаюсь вопросом, собирается ли он продолжать использовать его против меня. Затем его рука останавливает свой путь вверх по моему телу, чтобы обхватить мое лицо.
— Ах, ах. Посмотри на меня, Ангел. Никто не давал тебе разрешения отводить взгляд, — мои глаза мгновенно возвращаются к нему. Убрав руку от моего лица, он кладет ее мне на горло.
Слегка сжимая меня, он притягивает мой рот к своему. Его язык дразнит складку моих губ, желая войти, заставляя мои губы и ноги снова приоткрыться, позволяя ему расположиться между ними. Когда поцелуй становится более властным, он отстраняется, приближая свое лицо к моему уху.
Его слова срываются на хриплый шепот:
— Что бы я почувствовал, если бы прямо сейчас просунул руку между твоими ногами, Ангел? Прикосновение моего лезвия к твоей красивой коже сделало тебя влажной? — его слова прерываются, когда он отстраняется, и наши взгляды снова встречаются. На его лице застыла злая ухмылка. — Или это из-за мысли, что я мог бы взять этот нож и пустить тебе еще немного крови? Может быть, взять рукоятку и засунуть ее в твою хорошенькую маленькую киску, а? Какой из, Ангел?
Мой разум лихорадочно перебирает все новые образы, которые он вложил в мою голову.
— Я спросил тебя кое о чем, Ангел. Будь хорошей девочкой и ответь мне.
Роясь в голове в поисках слов, я произношу единственное, что приходит на ум:
— Все это, — выпаливаю я, не подумав, — Все это делает меня мокрой, — мое последнее слово выходит как всхлип.
Его улыбка становится еще более порочной, когда он начинает хвалить меня:
— Такая хорошая девочка для меня.
Притягивая меня ближе к себе, он оставляет последний нежный поцелуй на моих губах, заверяя меня, что здесь я в безопасности. Что нас только двое. Ощущение его рук на мне — единственное, что успокаивало меня и избавляло от тревоги, которая пыталась овладеть мной.