Майк Барретт медленно выдохнул, повернулся и покинул зал… и Джадвея.
На улице уже стемнело, воздух стал чистым и свежим.
Майк отправился на стоянку на Темпл-стрит, где оставил машину, и услышал за спиной шаги.
Он остановился, но не сразу узнал окружного прокурора Элмо Дункана.
— Наверное, вы не расслышали в том шуме, Майк, но после вынесения вердикта я поздравил вас.
— Спасибо, Элмо.
— Пойдемте, я провожу вас до машины.
Несколько секунд они молча шли, потом Дункан вновь заговорил, но не печально, а как бы обращаясь к себе самому:
— В детстве я преклонялся перед Бейбом Рутом. Он однажды произнес слова, которые запали мне в память. Мне они казались мудрее мыслей Сократа или Канта: «Сегодня ты герой, а завтра неудачник. Ну и плевать на все!» — Дункан по-мальчишески улыбнулся Барретту. — Поэтому, Майк, я и говорю: «Ну и плевать на все!»
В эту минуту он нравился Майку больше, чем до и во время процесса. Тот Дункан не был настоящим Дунканом, а только членом шайки Лютера Йеркса. А сейчас перед ним стоял настоящий Элмо Дункан.
— Вы почти победили нас, Элмо, — заметил Майк Барретт. — Вы отлично поработали. До сегодняшнего дня вы держали нас возле канатов. Нам просто посчастливилось нанести один сильный удар.
— Нет, — не согласился Дункан. — Вы заслужили победу, а я — поражение. Я старался, но вы были усерднее. Вы ни разу не опустили руки, а я стал чересчур самоуверенным. Я полагался… на других и начал отвлекаться, когда процесс еще не кончился. Если бы я был один, если бы речь шла о моей жизни, я бы не успокоился и нашел Касси и Джадвея раньше вас, может быть даже выяснил правду о Джерри Гриффите и что-нибудь предпринял. Этот урок я не забуду.
— Я все равно считаю, что в один прекрасный день вы станете сенатором.
— Я буду рад, если хотя бы останусь окружным прокурором, — фыркнул Дункан.
Они подошли к машине Барретта.
— Спасибо еще раз, Элмо.
— Я вам скажу еще кое-что, — произнес Дункан. — Поверьте мне, я говорю это не потому, что проиграл.
— Что?
— Я продолжаю считать «Семь минут» непристойной книгой. Когда вы пришли в первый раз, я еще не читал ее и поэтому не был уверен, но сейчас, есть Джадвей или нет, есть Джерри или нет, я не сомневаюсь, что книга вредная и ее необходимо заклеймить. Вы оправдали ее, поскольку доказали, что один из моих свидетелей дал неверные показания, а другой просто солгал, но, Майк, вам не удалось доказать… по крайней мере мне… что книга пристойна. Может, во всем виноваты мое воспитание, мои моральные устои и чрезмерная забота о семье, но я продолжаю считать, что такие книги опасны и что их нельзя издавать. Я продолжаю верить, что они могут нанести вред не только незрелой молодежи, но и взрослым. Но не это самое плохое. Я считаю, что они могут возбуждать подростков в период полового созревания, когда они воспринимают свои сексуальные фантазии как естественные. Эти книги способны задержать нормальный рост, отвлечь от поиска реального опыта. Потом эти фантазии станут господствующими и искалечат психику подростков.
— Другими словами, Элмо, вы считаете, что вся литература, все идеи должны быть направлены на то, чтобы удовлетворить двенадцатилетнего читателя? Если мы пойдем на это, то со временем вся нация будет состоять из взрослых подростков. Нет, я не могу с вами согласиться. Молодежь не очень интересует секс взрослых, а к тому времени, когда у них просыпается интерес, они уже становятся достаточно взрослыми, чтобы справиться с этими книгами. Во всяком случае, вспомните опрос, который провели много лет назад среди четырехсот студенток. Их спрашивали, что их больше всего возбуждало: театр, кино, фотографии или книги? И подавляющее большинство ответило: мужчина. Что до цензуры, то ее следует осуществлять в семье. Пусть люди сами решают, как нужно воспитывать своих детей, что им читать и что не читать.
Дункан покачал головой:
— Нет, Майк. Слишком неопределенно. Я считаю, что цензура в ее современном виде нужна не только потому, что это закон, но и потому, что она защищает свободу от анархии. Жить без правил нельзя. Я помню процесс, который проходил в Америке против «Тропика Рака». Один из свидетелей обвинения, профессор английского языка по имени Бакстер, особенно красноречиво подчеркнул необходимость правил. Насколько я помню его слова, он признался, что вопрос цензуры тревожит его. Ему не нравится мысль, что цензоры будут навязывать нам свои взгляды и идеи. Тем не менее, сказал Бакстер, в таком сложном обществе, как наше, необходимо жить по правилам. Должно существовать правило, по которому машины будут ездить по правой стороне дороги. Пусть это и ограничит свободу водителей и права личности, но правило должно выполняться. Потом он добавил: «Мы знаем, что нельзя рассылать по почте лекарства от рака, которые делаются невежественными знахарями. Мы знаем, что нельзя продавать порнографические фотографии на школьном дворе. Наше американское общество гарантирует много свобод, но есть черта, которую людям нельзя переступать, если они хотят оставаться здоровыми и нормальными».