Завершив разъяснение, Хет внимательно посмотрел на Ёнка, словно ожидая оценки.
— Что? Ждешь, что я расплачусь? Даже не думай. Единственное, что приходит мне на ум, это: «Сколько же надо было долбить по камню, чтобы так его изуродовать!» — саркастически улыбаясь, произнес Ёнк, аккуратно погружая камень обратно в мешок.
— Тебе не нравится? — грустно спросил Хет. — Ну, тогда, посмотри на это.
Хет протянул ему еще одно произведение.
Первое, что увидел Ёнк, совсем его не впечатлило — серый невзрачный предмет, напоминающий очередной камень. Недоуменно поморщившись, он хотел было встать и уйти, но восхищенный взор мурийца его остановил.
— Не суди ни о чем по оболочке. То, что снаружи кажется серым и унылым, внутри может хранить свет целой галактики, — тихо и осторожно, словно опасаясь кого-то спугнуть, прошептал Хет.
С загадочным выражением лица он медленно стал раскрывать предмет. Ёнк без эмоций всматривался в растворяющуюся щель. Эффект, произведенный от увиденного, заставил его сердце всколыхнуться. На двух белоснежных перламутровых чашах, купаясь в лучах звездного света, сияла огромная черная жемчужина. Переливаясь космическим блеском, она завораживала своей сказочной красотой. Тишина, слабое потрескивание уже затухающего костра и отголоски далеких волн океана окутывали ее слабым туманом. Она постоянно менялась, играла и настойчиво звала за собой.
— Что это? — спросил Ёнк.
— Это моя планета. Я открыл ее и живу на ней, — тихо, с улыбкой, ответил Хет.
Ёнк пребывал в молчании. Видимо, на этот счет сострить ему было нечего. Диковинный предмет был бесконечно красив. Теоретически он знал, что существуют в мире вещи, способные пробрать до слез, растопить лед в сердце даже самого последнего невидящего, пробудив в нем искру любви и света. Видимо, для Ёнка ею стала маленькая черная планета, сидящая в теплых руках человека, отнесшегося к нему с искренней добротой.
— Всмотрись в ее глубину, она отражает душу, — с улыбкой произнес Хет, поднося раковину к глазам Ёнка.
Пациф внимательно стал всматриваться в крохотный сияющий шар. Жемчужина манила его. Он не мог оторвать глаз. Он долго смотрел на нее, и неожиданно ему показалось, что он видит внутри клинок Сюйци и глаза императора. Ёнк перевел взволнованный взгляд на Хета.
— Я дарю тебе ее! — произнес Хет.
— Это же твоя планета? — напомнил ему Ёнк.
— Ты достоин ее больше, чем я, — ответил муриец.
Ёнк улыбнулся. Он и не думал, что этот необыкновенно трудный, длинный день мог так закончиться. Он смотрел на Хета с благодарностью. Никогда раньше он не встречал подобных ему людей. Этот мальчик не обижался на него ни за крики, ни за оскорбления. Он безропотно выполнял всю работу, ни разу не сорвавшись и не показав даже, что устал. От него исходило столько добра, любви и понимания. Ни с кем раньше Ёнк не чувствовал себя так уютно. Хет действительно приободрил его, и именно в этом был талант мурийца. К Ёнку вернулся его оптимизм. Ему еще сильней захотелось вернуться в его мир и спасти людей, хотя бы даже потому, что среди них могли встречаться такие, как Хет.
Глава 19. Хет и монстры
Корабль рухнул на неизвестную планету. Хет сожалел, что очнулся. Он предпочел бы уснуть навеки безболезненно, минуя стадию отравления инопланетным газом. Еще в космосе, пребывая в сознании, он жаждал этого финального столкновения с твердым космическим телом, чтобы раз и навсегда покончить с бессмысленными хаотичными скитаниями по иным мирам. Но похищенный корабль оказался умней, он словно почувствовал, что попал в зону притяжения новой планеты, активировал системы и сел на нее самостоятельно, без серьезного урона.
Страшнее всего было выглядывать в иллюминатор. За окном царила неизвестность и пустота, незнакомые сочетания цветов и форм. Хет не решался выходить.
Прошло долгих пятьдесят дней с момента, как он сел на эти камни.
«Сегодня мне пятнадцать, и я умру, — думал он. — Мой день рождения!» Хет плохо чувствовал свой возраст и не осознавал время, но сейчас он был уверен в том, что провел в этой вселенной пятнадцать лет. Во всяком случае ему хотелось так думать, чтобы хоть как-то скрасить унылый пятидесятый день своего заточения.
«Рано или поздно придется выйти, — уговаривал он себя. — Но зачем? Куда идти?»