Наконец, он достиг цели. Тюрьма представляла собой довольно широкий коридор с низким потолком, вдоль которого тянулись камеры с тяжелыми, обитыми железом дверями. В середине коридора находился стол с двумя скамьями, а за столом сидел стражник и огромным ножом обтесывал деревянный брусок. Рядом стоял кувшин, и стражник весело насвистывал какую-то мелодию. Да им тут пора устраивать конкурс талантов замка Бран!
Проблема заключалась в том, что стражник сидел лицом к лестнице. Как только Сэмюел выйдет на свет, у него не останется ни единого шанса пройти незамеченным. И в то же время необходимо добыть ключи… Сэм вынул из кармана браунинг, решив, что воспользуется им только в крайнем случае. Заодно достал и предмет, который нашел на подземной лестнице. Оказалось, что это баллончик со слезоточивым газом вроде тех, которые отец купил для защиты магазина! Значит, это всё-таки Аллан шел до него по подземному туннелю — и собирался напасть на Дракулу с помощью газового баллончика! Интересно, почему не с помощью чеснока, раз уж на то пошло?
Едва сдерживая дрожь, Сэмюел сжал в руке оружие и сделал шаг вперед.
— Я пришел освободить пленника по имени Аллан Фолкнер, — выпалил он на одном дыхании.
Реплика была так себе — как из плохого боевика. Но стражник изумленно оторвал взгляд от своей деревянной скульптуры.
— Что…
— Аллан Фолкнер, — повторил Сэм. — Где он?
У человека была трехдневная рыжая щетина и расплющенный нос с огромной серой бородавкой. Увидев, что Сэм не похож на могучего рыцаря, стражник разразился ругательствами:
— Мать моя рогатая, это еще что за мурваль с обломком деревяшки вместо оружия? Ха-ха!
Будь у него чуть больше времени, Сэмюел сформулировал бы как минимум два удачных ответа: 1) никакой он не мурваль, что бы это ни значило; 2) его обломок деревяшки на пятьсот лет прогрессивнее, чем всё, что этот тип видел в своей жизни. Но Сэм ужасно спешил, поэтому довольствовался тем, что выстрелил в кувшин. Получилось эффектно: кувшин раскололся на тысячу кусочков, а выстрел прогремел на весь коридор. Вытаращив глаза от ужаса, воин отскочил к стене и выронил нож.
— Да это ж… Это ж черная магия!
— Именно, — подтвердил Сэм. — И если ты меня не послушаешься, я точно так же разнесу вдребезги твою голову. Быстро выпусти Аллана Фолкнера!
— Алла Нафолкнера? — спросил стражник. — Я не понимаю, о чём ты говоришь!
Должно быть, отец назвался не своим именем.
— Он прибыл пять или шесть месяцев назад. Высокого роста, с темными волосами и голубыми глазами.
— А! Сумасшедший! Но… ведь меня убьют, если я выпущу заключенного!
— Ты предпочитаешь умереть немедленно? В какой он камере?
Стражник испуганно посмотрел на одну из дверей.
— Тут только одна занята, и…
Сэмюел поднял оружие и прицелился стражнику в голову.
— До трех считать умеешь?
— Ладно, ладно, открываю. Только опусти эту свою странную кулеврину, я не хочу, чтобы она разорвала мне лицо!
«Это не в моих интересах», — мысленно утешил его Сэм.
Охранник взялся за связку ключей и начал ковыряться в замке.
— Можешь войти, — сказал он, отходя в сторону.
— Сначала ты, — вежливо пропустил его вперед Сэм.
21
РАЗГОВОР В ТЕМНИЦЕ
В камере стояло страшное зловоние. На полу валялась солома, будто тут держали дикого зверя… Стражник согнувшись вошел внутрь, и Сэм последовал за ним, приставив к его спине дуло браунинга. Света в камере почти не было, и сначала он разглядел только жалкую скрюченную фигуру на полу.
— Папа?
Человек на полу медленно обернулся, и у Сэма оборвалось сердце: перед ним был человек настолько исхудавший, что скулы, казалось, вот-вот разорвут кожу на щеках. Глаза ввалились и были едва видны, а борода и волосы отросли так сильно, что, казалось, перед ним гравюра с изображением Робинзона Крузо. И всё-таки это был его отец…
— Папа? — повторил Сэм.
— Сэ… Сэм… — проговорил дрожащий еле слышный голос.
У Сэмюела внутри будто прорвало плотину.
Горячие слезы покатились по щекам, и мальчик даже не пытался их сдержать. Он плакал бесшумно, от радости и горя, от того, что наконец-то, после стольких испытаний и ужасов, отыскал отца. Отыскал в таком бедственном положении, почти умирающего. Но всё еще живого, живого вопреки всему… Сэм плакал о себе, об Алисии, о дедушке и бабушке, которые остались так далеко и которых он, возможно, больше никогда не увидит. Плакал о маме и о том, как она, должно быть, гордится им сегодня, глядя из своего маленького уголка в раю. У него получилось!