— Нет, но я просто не понимаю, почему только к Семену Петровичу и тете Фросе? — как раз звонко вопрошала она у ссутулившегося Мизюка. — Ведь часть ребят можно разместить у меня дома. Мама с радостью их примет. У нас целых две свободных комнаты! — В тягостные эти минуты Рита Федоровна, очевидно, взбодрилась, силу в себе почувствовала и с прежней непреклонностью, как на торжественных сборах, стоя посреди кухни, рубила спертый воздух рукой. — Я считаю это своим долгом! Да-да, Юрий Николаевич, долгом!.. Ребята, кто пойдет ко мне?!
Мальчишки заерзали на табуретках, переглянулись в некотором недоумении. Девчонки быстренько наклонились одна к другой, ткнулись носами в плечи и залопотали обрадованно, залопотали…
— Да погодите вы со своими комнатами, с долгом… — устало отмахнулся от предложения Риты Федоровны озабоченный директор. — И потрудитесь, пожалуйста, сесть… Никто из старших ребят к вам не пойдет. Все они будут работать. Вещи носить. Помещение убирать. Поймите вы наконец — о малышах сейчас главная забота, о тех, кому на себя надеть нечего. К вашей маме при всем желании разутыми да раздетыми детей по снегу не поведешь…
Рита Федоровна, очевидно, хотела что-то возразить непонятливому Мизюку, гневно тряхнула коротко стриженными своими волосенками, остренький носик ее заалел, но потом до нее все же дошло — она внезапно осеклась, смущенно потупилась и молчком убралась на место.
А очнувшийся было от недолгого забытья Славка снова поплыл куда-то из душной кухни на вольный воздух. Стало ему хорошо и виделось лето. Солнышко ласково припекало непокрытую парнишкину голову, теплый ветер легонько шевелил волосы. Под босыми ногами мягко пухкала дорожная пыль, а по обе стороны накатанного проселка раскинулось цветущее гречишное поле. Рябило у Славки в глазах от розовато-белого цветения. Гуд пчелиный над полем стоял, от которого маленько в голове шумело, однако опять же — не тяжело, а приятно. И в самой что ни на есть поднебесной голубой выси, меж двух неподвижных облачков, заливался, вызванивал в серебряный колокольчик веселый жаворонок. Рядом по проселку шла сестра Зоя, изредка нагибалась, срывала хрупкие стебельки, давала Славке понюхать как бы медом залитые соцветия и рассказывала о чем-то занятном — как переезжать они куда-то будут, о школе какой-то говорила. Правда, голос у Зои был почему-то невнятный, словно бы даже вовсе не ее голос, а Вальки Щура, и к тому же — визгливый…
И вновь Славка вынырнул, выпутался из цепких тенет гнетущей его тело сонливости. Слизнул с губ вроде бы оставшуюся на них сладковатую горечь, слюну сглотнул — больно. Кое-как продрал глаза, огляделся по сторонам, но сначала не сообразил — где он находится и во сне ли все это с ним было, наяву ли…
Но сидел он в кухне, по-прежнему у плиты. Хотя теперь что-то переменилось вокруг. Ребята уже не горбатились на табуретках неподвижно, а возбужденно галдели, едва не наскакивая друг на друга. Девчонки испуганно сбились в кучу возле воспитательниц, а еще сильнее побледневший Юрий Николаевич старался образумить расходившихся мальчишек:
— Тише, дети! Спокойнее… Дайте и ему сказать. Не мешайте, ребята!..
— А чего мне говорить? Ну, был я в той школе, видел. Окошек там нету, дверей… Все одно что на улице! — срывался на крик Валька Щур. — По мне, пацаны, дак все же лучше — кто как сумеет… А чего?.. У кого шмуток нету — тот пускай в хаты идет! Вон, хотя бы и к Риточке!.. Ведь подохнем мы там, пацаны! Гадом мне быть, замерзнем!..
— Не подохнем! Мы фанеры достанем, окна заделаем!..
— А шмутки теперь будем на всех честно делить — у кого что есть!..
— Точно! Давно тебя раскулачить надо, Щуренок! Правильно, Юрь Николаич? — позабыв о своей дружбе с богатым Валькой, услужливо полез наперед Генка Семенов. — Да мы его сейчас тут же под ноготь прижмем — как класс!..
— А по харе не хочешь?!
— Не-е-е, ребята… Мы лучше по хатам пойдем…
— Кончайте, пацаны! — Иван Морозовский боком соскочил со стола, цепляясь за чьи-то ноги и опираясь на плечи ребят, он качнулся ближе к Вальке Щуру. — Мизюк же дело тебе говорит, дурак!.. Надо в школу перебираться… Куда же мы поодиночке?.. А остальные — куда?.. Нет, всем вместе надо держаться, пацаны!..