Стоя перед ребятами, Осадчук небрежно поигрывал этим длинным концом ремешка, покручивал его двумя пальцами. И Славка, будто завороженный его движениями, не мог отвести глаз от мельтешащей у самого носа серебристой нашлепки.
— Вот и хорошо, что с утра, — сказал наконец староста, прекратив крутить ремешок. — А ты, Мотря, часом не слыхала, какой-это гад коровники за селом ночью поджег? Может, беженцы?.. Может, видела ты кого-нибудь или соседи встречали? Ты подумай, а, Мотря?..
По всей вероятности, тетка Мотря никак не ожидала такого поворота событий, потому что лицо ее вдруг осунулось, сделалось белым и словно бы неживым. Раза два она открывала рот, чтобы ответить, но сказать так ничего и не смогла, как будто стукнули ее под ребра и у нее перехватило дыхание. От усилия даже слезы навернулись ей на глаза, а Славка ощутил, как теткины пальцы смяли рубашку у него на плече.
— Не-е-е!.. — спустя время протянула тетка Мотря тоненьким, осипшим голосом, истово заглядывая в хмурое лицо старосты. — Не, пан Осадчук! Пускай господь меня вот тут, на этом самом месте, покарает — ничего я не слыхала и никого не видела…
— А вы, деточки?.. — Осадчук еще ниже склонил голову и прищурился. — Вы мне скажите, не бойтесь…
Во вкрадчивом тоне старосты, в напряженном его прищуре Славке почудился скрытый подвох. Ноги его внезапно ослабели, а в животе стало пусто и тяжело. Ему подумалось, что ведь они и в самом деле могли встретить кого-нибудь за селом, не зная, конечно, чужой это человек или местный, а потом позабыть об этой встрече, не придав ей никакого значения. И сейчас Славке уже казалось, что они действительно видели у дороги каких-то прятавшихся в кукурузе людей, хотя, когда это было и у этого ли села, он не помнил. Лишь одно он сознавал твердо: если бы вчера вечером они и вправду встретили бы кого-нибудь у околицы или даже заметили бы, как кто-то подбирался к тем коровникам, говорить об этом старосте ни в коем случае не следовало.
Но Зоя по своей девчоночьей доверчивости, наверное, не догадывалась о нависшей над ними беде. Она высвободилась из-под цепкой руки тетки Мотри и по-взрослому, словно извиняя какую-то неудачную шутку, сказала с вежливой снисходительностью:
— Ну, что вы, дядечка? Мы вас вовсе не боимся. А вчера мы только наших пленных за селом встретили, больше никого. Их немцы куда-то гнали…
— Так-так-так… Выходит, что и вы ничего не слыхали и никого не видели, — вроде бы даже с удовлетворением сказал Осадчук, отступая к столу, и уже оттуда, как бы издали, с насмешливым любопытством разглядывая Зою. — А каких же ваших там эти немцы гнали, дочка? Не москалив часом, а?..
Зоя, должно быть, все-таки поняла наконец свою оплошность и потому не ответила старосте, насупившись и закусив губу.
— Та вы что, пан староста? — попыталась защитить ее тетка Мотря. — Это же дети малые… Разве ж они понимают?..
— Ну, хватит! — Осадчук пристукнул ладонью по столу. — Теперь вы меня послухайте. Ты, Мотря, иди домой. Если там твой Мыкола вернулся, то пускай ко мне заглянет… Вы, паны добродии, — он с жесткой усмешкой повернулся к старикам, которые вытянули жилистые шеи, — все же найдите мне того гада! Найдите. Иначе я и с вас шкуры поспускаю!.. А за детей, Мотря, ты не беспокойся. Мы их тут малость поучим, чтобы они больше никуда не бегали, и с богом до ихнего приюта отправим. Не пропадут они при немецкой власти…
— Бога-то ты и не боишься, Петро… — принялась было укорять Осадчука тетка Мотря, уже не называя его ни паном, ни старостой, но тот не стал ее слушать.
— Я что тебе сказал?! — возвысил он голос. — Хватит! Бога я, Мотря, твоего не слишком боюсь. Не видел я, какой он. А немцев видел. И ты их еще увидишь. Вот так-то, Мотря… А сейчас ступайте себе, люди добрые! Не рано уже…
Старики сразу же дружно поднялись и молчком, послушно зашаркали к двери. Тетка Мотря задержалась на минутку, обняла на прощанье ребят, а потом и сама направилась вслед за стариками, на ходу прикладывая к мокрым глазам кончик белой своей косынки, всхлипывая и бормоча:
— Нет, не будет тебе счастья в жизни, Петро… Нет, не будет… Разве так можно?.. Они сироты…
Зоя и Славка остались одни посреди комнаты.
Осадчук, словно-не замечая ребят, подошел к окну, толкнул задребезжавшие стеклами створки и, высунувшись боком наружу, громко позвал:
— Григорий! Чуешь? Хватит тебе спать, хлопче! Зови Михайлу, давайте сюда разом. Тут дело для вас одно нашлось…