«Должно же когда-нибудь все это как-то утрястись, образоваться, что ли…» — успокаивал себя Юрий Николаевич, недоумевая, зачем же все-таки пожаловала к нему исчезнувшая было Инта Федоровна? Ведь не для того, конечно, чтобы поспать на диване?
Как обычно теперь, оставаясь наедине, Юрий Николаевич мысленно возвращался к тем последним дням перед захватом города немцами, когда в эвакуационной суматохе он пытался раздобыть хоть какой-нибудь транспорт или же пристроить ребятишек на проходящие машины. «Ждите, о вас помнят!» — уверяли его местные головотяпы, которые, как оказалось, были озабочены тем, чтобы самим ноги унести. А он верил, ждал… И в этом его вина. Можно было бы, конечно, попытаться уйти пешком со старшими ребятами. А что с малышней было делать? Бросать?.. Да и поздно уже было уходить… А война, судя по всему, грядет, наверное, затяжная. Так что в дальнейшем придется руководствоваться, так сказать, возникающими обстоятельствами… Но и раздавать детей «по людям», как изволила выразиться уважаемая тетя Фрося, он тоже не имеет никакого морального права. Пока существует детский дом, он должен оставаться с детьми. И не просто оставаться. Пришла пора напомнить ребятам, что есть прежняя администрация, которая не забывает о них. Пускай хоть посредством кухни напомнить… И конечно же ни в коем случае нельзя больше допускать, чтобы дети и впредь были предоставлены сами себе. В этом, пожалуй, его главный просчет и главная, вина его — распустился, размяк, струсил… А дети могут докатиться бог знает до чего. Они уже утрачивают чувство коллективизма, которое им прививали все прошлые годы. Утратить его ребятам, особенно в нынешних условиях, легче легкого. Вероятно, нигде так быстро не укореняются доморощенный крайний индивидуализм, жестокость, как в ребячьей детдомовской среде. Стоит лишь на какое-то время ослабить контроль, отстраниться, как тут же появляется у них свой «предводитель» посмелее, а может, просто похитрее да поудачливее других — и готово! Банда, шайка с круговой порукой и волчьими законами беспризорщины, вертеп, по словам Вегеринского, — в общем, все что угодно, но только не коллектив. А ведь спасение ребят сейчас не только в хлебе и одежде, но и в сохранении коллектива, чувства товарищества. Поймут ли это они сами? М-м-м-да-а-а… Есть над чем поломать голову.
Инта Федоровна очнулась оттого, что Мизюк в задумчивости принялся размеренно шагать по комнате. Бывшая пионервожатая смущенно оправила юбку, пригладила волосы и потерла заспанные глаза.
— Ой, Юрий Николаевич! Извините меня, я уснула… А где же все? Ушли уже? Да?..
Мизюк молча кивнул и вопросительно посмотрел на Инту Федоровну.
— Простите меня, Юрий Николаевич, очень уж я устала. Прямиком из Колодистого к вам. Все двадцать километров бегом бежала, — она неловко улыбнулась. — Вот… Хочу снова на работу к вам проситься…
— Проситься? — Мизюк с несколько нарочитым удивлением приподнял брови. — Но вас, кажется, никто и не увольнял. Хотя ваша штатная должность…
— Ну, конечно, Юрий Николаевич… Конечно, я вас понимаю. Я все понимаю. Ну, как же?.. Потому и в село уходила… Но теперь и там говорят, что комсомольцы должны становиться на какой-то учет у немцев, — суетливо заговорила Инта Федоровна, поднимаясь с дивана и отворачивая лицо. — Я вас, конечно, понимаю, Юрий Николаевич… Извините, что приходила. Я сейчас уйду…
— Да сядьте вы, пожалуйста, — сдерживая раздражение, сказал Мизюк. — Никуда вы сейчас отсюда не пойдете, потому что поздно, а ночью ходить по городу запрещено. Попадете в комендатуру или еще куда похуже…
Бывшая пионервожатая покорно опустилась на диван, сложила руки на коленях, съежилась, с испугом в глазах следя за Мизюком, который остановился перед ней и, как думалось совсем поникшей Инте Федоровне, смотрел на нее сверху презрительно.
— Вот так-то лучше!.. — Юрий Николаевич неопределенно хмыкнул и покачал головой. — Кроме того, позволю себе заметить, уважаемая Рита Федоровна, что вы ни черта не поняли, — уже открыто усмехнулся Мизюк. — Я просто хотел сказать вам, что штатная единица пионервожатой, как вы сама, очевидно, догадываетесь, в детдоме упразднена. Претендовать на должность воспитательницы я вам не советую. Могут возникнуть осложнения со стороны городской управы. Но если вы согласитесь помогать тете Фросе на кухне, буду рад.
— Ой, спасибо вам, Юрий Николаевич, спасибо… А уж на ихний учет я как-нибудь после…
— И этого я вам делать не советую. Впрочем, как хотите.