— Тот же вопрос я могу задать и тебе, Хлоя, — хотя Натаниэль и бежал сюда в надежде на помощь блондинке, сейчас же он занял оборонительную позицию. — Не припомню, чтобы вы раньше дружили.
— А я не припомню, чтобы ты раньше был такой эгоистичной тварью, — выплюнула она.
— Это всегда была твоя роль, — парировал рыжий.
— Какого черта, акума тебя побери, ты скрывал ее ото всех все это время?! — выпалила разъяренная блондинка, заставив ахнуть свидетельниц этого диалога.
— Давай поговорим в другом месте, — сдался Натаниэль. Для посторонних ушей их разговор не предназначался.
***
Бывшие одноклассники расположились в кафе быстрого питания неподалеку. Сидя за маленьким столиком друг напротив друга, они некоторое время не решались заговорить.
Хлоя всячески пыталась сдержать пылавшую внутри нее ярость и не наброситься с воплями и кулаками на того, кто столько лет знал правду о Маринетт, но ничего не делал для ее возвращения. Адриан так страдал без Ледибаг, а этот рыжий придурок все это время наслаждался ее обществом! Да на его месте Хлоя давно бы связала Маринетт и привела бы ее к родителям!
Ну… или скорее к Агресту.
Натаниэль же пытался собраться с мыслями, так как не знал, с чего начать разговор.
Ссориться с Хлоей еще больше он не хотел, так как цель они преследовали одну — вернуть Маринетт домой. Куртцберг даже без помощи бабочек ощущал, как сидевшая напротив блондинка слала в его адрес различные проклятия, и чувствовал необходимость оправдаться перед ней. Все-таки он скрывал тот факт, что Маринетт жива ради ее же безопасности и из-за того, что боялся, что она снова сбежит.
А вовсе не потому, что был слишком жаден и не хотел делить свою первую любовь с кем-либо, а уж тем более — с кем-либо хвостатым. Он ведь даже на похороны Габриеля Агреста ее потащил, надеясь, что Маринетт согласится вернуться домой!
— Она согласилась вернуться? — Натаниэль неуверенно задал волновавший его вопрос.
— Не знаю, — буркнула Хлоя, помешивая трубочкой молочный коктейль. Гнев куда-то исчез, стоило ей услышать надежду в вопросе Куртцберга. — Там с ней сейчас… Адриан.
— Не лучшая кандидатура, — вздохнул Нат. Во время похорон он считал, что Маринетт могла бы согласиться вернуться из-за Адриана, но сейчас рыжий уже не был так уверен. Он все еще ничего не имел против бывшего одноклассника, однако прекрасно помнил, сколько зла Дюпен-Чен натерпелась от его отца.
— Из-за родословной? — Буржуа осторожно прощупывала почву. Насколько подробно Куртцберг знал обстоятельства стрельбы на мосту? Знал ли он, что убийц наслал Габриель Агрест, или же говорил так из-за ревности, ведь в коллеже всем было известно, что рыжий любил Дюпен-Чен, а та, в свою очередь, сохла по Адриану.
— Из-за нее, — подтвердил Натаниэль. — Агрест в курсе того, что сделал его отец?
— Тот признался во всем в предсмертной записке, — вздохнула блондинка. — Почему ты не уговорил ее вернуться?
— Она боялась повторной мести, — юноша опустил голову на скрещенные в замок руки.
— А после похорон?
— По той же причине, что и ты, — усмехнулся он. — Маринетт слишком упряма.
— В отличие от меня, ты был с ней рядом на протяжении нескольких лет, — парировала Хлоя. — Можно было бы и потихоньку обработать ее. Или хотя бы намекнуть кому-нибудь о том, что она жива! Я ведь спрашивала у тебя на похоронах, с кем ты пришел!
Нат промолчал. Буржуа была права, и отрицать этого юноша не мог.
— Нечего сказать? — девушка кинула на парня взгляд, полный презрения. — А я уж было подумала, что ты хотел помочь с ее возвращением.
— Хотел, — прошептал Куртцберг. — И хочу.
— Не ври, — прорычала блондинка. — Если бы хотел, то давно бы это сделал.
— Она грозилась сбежать и от меня! — отчаянно воскликнул Натаниэль и ударил кулаком по столу. От этого удара его стакан с лимонадом упал, и часть содержимого начала просачиваться на стол, образовывая медленно расползающуюся лужицу. Однако ни Нат, ни Хлоя даже не обратили на это внимание.
Они были слишком заняты, испепеляя друг друга раздраженными взглядами.
— Жалкие отговорки, — процедила сквозь зубы дочь мэра.
Куртцберг тяжело дышал, от ярости у него раздувались ноздри. Он знал, что вновь поддавался негативным эмоциям, видел, как Нууру испуганно выглядывал из сумки, но ничего не мог с собой поделать. Да что эта Буржуа, черт возьми, знала о нем, чтобы делать такие выводы?! Маринетт была его первой любовью, и Натаниэль желал ей только счастья. Хлоя даже представить бы не смогла, сколько раз он предлагал Дюпен-Чен вернуться к родным и сколько отказов после этого выслушал. А сколько раз Маринетт выставляла его за дверь, грозясь вновь сменить имя и место жительства? Оставаясь единственным, кто знал, что бывшая героиня Парижа до сих пор жива, Нат просто не мог потерять ее!
Именно по этой причине он постоянно за ней следил, уступал перед ее угрозами вновь исчезнуть и никому не выдавал ее секрет.
Глубоко вздохнув, Куртцберг попытался наконец успокоиться и поднял упавший стакан.
— Неправда, — ответил он Хлое и той части своего сознания, что была согласна с мадемуазель Буржуа.
Той части сознания, что вопила: это действительно были отговорки.
Ведь так приятно было осознавать, что никто, кроме него не был к Маринетт так близко. Только он во всем мире (если не считать Тикки и Нууру) знал все ее секреты. Из всех людей только он мог обратиться к ней по настоящему имени, в любое время дня и ночи набрать номер ее телефона, чтобы услышать пусть и недовольный, но очень любимый голос. Только Натаниэлю было позволено быть рядом с ней. Куртцберг занимал особенное место, был частью ее новой жизни.
А если бы он все рассказал? Если бы вернул Маринетт родителям и друзьям?
Все бы вернулось к тому, что было семь лет назад? Когда Натаниэль мог лишь издали наблюдать за своей музой, рисовать ее портреты и тайно мечтать о том, чтобы вновь оказаться под властью злодея, так как лишь это придаст решимости пригласить ее на свидание?! Если Маринетт вернулась бы домой, место Куртцберга в ее обычной жизни тотчас бы заняла Алья, а если бы она вернулась и на пост Ледибаг, то общению с рыжим Бражником она бы точно предпочла компанию Кота Нуара.
Нат ведь прекрасно знал, что творилось у нее на сердце.
Отдать Ледибаг в лапы Коту, который не смог ее защитить? Уж лучше и дальше успокаивать совесть заранее провальными попытками уговоров и безраздельно наслаждаться обществом Маринетт.
— Чертов эгоист, — почему-то Хлоя говорила точь-в-точь, как почти заснувшая совесть. — Тебя самого не раздражает подобное лицемерие?
— Ты упрекаешь меня в эгоизме? — рыжий удивленно приподнял левую бровь. — Тебе напомнить, кто отравлял жизнь всему коллежу? Да ты из-за сломанного ногтя могла поставить на уши весь Париж! И к Маринетт ты относилась совсем не по-дружески. Что же изменилось, раз ты так сильно хочешь ее вернуть?
— Я выросла, — совершенно спокойно ответила Буржуа. — А ты ведешь себя, словно маленькое дитя, которое не хочет ни с кем делиться любимой игрушкой.
— Маринетт не игрушка!
— Именно об этом я и говорю, — блондинка покачала головой. — Сначала я даже поверила, что ты хотел сделать ее счастливой. Но, похоже, счастливым ты хочешь сделать только себя.
Куртцберг закрыл глаза. Все-таки Хлоя прекрасно умела причинять боль одними словами. Сказанное ею словно острейшими змеиными клыками вонзалось в тело и отравляло собою сознание. Но хуже всего было то, что сейчас Буржуа говорила правду. И остатки совести, которые ей удалось разбудить, подняли бунт в душе Натаниэля, призывая его подчиниться и искупить наконец свое молчание действиями.
Даже, если он не сможет задушить чувство зависти, испытываемое к Коту Нуару, Нат хотя бы будет уверен, что сделал все ради той, кого так долго любил.
***
Хлоя была удивлена столь резкой смене настроения у Натаниэля. Она, конечно, понимала, что задела его за живое. Более того, она намеренно давила ему на совесть, вызывая чувство вины за бездействие. Но ожидать, что это пробудит в нем желание искупить ошибки, Буржуа не могла.