Не зря же Нуар всегда восхищался ей.
Она здесь, рядом с ним! Кот никогда ее не отпустит.
— Маринетт, — герой Парижа только и мог повторять ее имя. — Маринетт! Маринетт…
Его Леди совсем не выросла за семь лет, тогда как сам Кот заметно прибавил в росте. Он и раньше был выше нее, но сейчас она казалась ему настолько маленькой и хрупкой, что Нуар боялся сломать ее неосторожным прикосновением.
Но еще больше боялся вновь ее упустить, поэтому обнимал ее одновременно крепко и трепетно, нежно и бережно, и никакая сила не смогла бы разжать эти объятья.
Слезы счастья лились таким бурным потоком, что из-за них Кот не мог ничего видеть. Но ему хватало того, что он ощущал: ее сладкий запах, тепло ее тела, шелковистость волос под щекой, которой он прислонился к макушке возлюбленной.
Спустя семь лет он наконец-то нашел ее.
— Ма-Мар-ринетт… — из-за слез Нуар уже не мог нормально говорить, но все равно продолжал повторять, словно боясь, что если он замолчит — то любимая вновь исчезнет из его жизни.
— М-моя Лед-ди, — не было ни минуты за эти семь лет, чтобы он не мечтал о ее возвращении. Мечта сбылась, и это было настолько прекрасно, что больше Нуар ни о чем никогда не будет просить, лишь бы только ее опять не отняли.
— Я т-так с-скуч-чал по т-теб-бе, — без нее Кот не жил, лишь существовал, изображая живого. Не иметь возможности видеть ее улыбку, слышать ее голос, смотреть ей в глаза — это худшее из всего, что ему довелось пережить.
Он обнимал ее, прижимал к груди крепко-крепко, а Маринетт не двигалась, позволяя ему эти объятия. Нуар терся щекой о ее волосы, путая их еще больше, а Дюпен-Чен дышала ему в грудь. Кот снова и снова повторял ее имя, изредка добавляя еще пару фраз…
— Я тоже скучала, Нуар, — прошептала она, сомкнув кольцо рук за спиной героя Парижа.
***
Маринетт не могла сказать, как долго они стояли обнявшись. Нуар уже не рыдал, но носом все еще шмыгал и совершенно не собирался ее отпускать.
Что ж, Дюпен-Чен и сама не желала вырываться.
В его сильных руках девушка чувствовала себя в безопасности. Она и тогда, семь лет назад, всецело доверяла ему свою жизнь. Нуар не раз заслонял ее от ударов врага своим телом. Сейчас же, когда Кот вырос и возмужал, ей казалось, что она под надежной защитой. Нуар не обидит ее и никому не позволит обидеть.
А Ледибаг так жестоко ушла из его жизни, ничего не сказав.
Бросила Котенка в неведении, заставила волноваться, страдать.
Она ведь знала, что он ее любил, но даже не предупредила о том, что собиралась исчезнуть.
Да, уходя шантажировать Габриеля Агреста, Ледибаг ничего не сказала напарнику, чтобы сохранить в секрете личность врага. Но что мешало ей встретиться с Нуаром после того, как героиня забрала брошь? До стрельбы на мосту у нее был целый месяц на то, чтобы сказать верному другу, что враг побежден, и что с ней все в порядке.
Но она предпочла уйти, не попрощавшись. По-английски, а ведь французы с англичанами не в ладах.
Что думал Кот, когда его Леди внезапно пропала? Наверняка, не находил себе места, искал ее по всему Парижу, беспокоился, волновался, переживал. Черт возьми, он даже умудрился узнать ее личность!
И был искренне счастлив, что смог ее найти.
Не так. Совсем не так Маринетт представляла их встречу.
Ни каламбуров, ни улыбки, ни шуточных фраз — лишь слезы, объятия и дрожь, сотрясавшая его плечи.
Маринетт думала, что Кот будет вести себя так, словно виделись они только вчера, и не было никаких семи лет между ними.
Но они были.
Эти семь лет оставили неизгладимый след не только в душе Маринетт. Кот тоже страдал все это время. Страдал без нее, из-за нее, из-за ее жестокости и эгоизма.
Маринетт боялась вернуться, думала, будто ее в чем-то осудят или упрекнут в том, что скрывала, что ей удалось выжить. Дюпен-Чен думала, что время залечило раны всех, кому она была дорога, что они смогли все забыть и смириться с ее смертью.
Как же она ошибалась!
Кот, квами которого не мог не чувствовать, что Ледибаг жива, настолько сильно переживал за нее, что Маринетт тысячи раз пожалела о том, что хотя бы ему не поведала свою тайну.
— Прости меня, Котик.
***
Простить? За что?
Нуар нехотя отстранился, но лишь для того, чтобы заглянуть ей в глаза и убедиться, что Кота подвели его уши.
Но нет. В глазах Маринетт он видел вину.
— Моя Леди, — увы, слова застряли в горле, и Кот не смог произнести ничего, кроме обращения.
Ей не за что себя винить. Только не ей!
Не ее, черт возьми, отец был главным злодеем Парижа. Не ее отец нанимал убийц. Не его зверски расстреляли, и не он упал в Сену. Не она не смогла его защитить.
Так какого черта она извинялась?
Это Нуар должен был на коленях вымаливать прощения и возможности хотя бы быть рядом с ней, смотреть на нее, защищать.
— Прости, — повторила Маринетт, коснувшись кончиками пальцев щеки героя Парижа.
Это прикосновение настолько вскружило голову Нуару, что он, резко повернувшись, встретился с ее пальчиками своим губами и оставил на них легкий поцелуй.
Маринетт не стала одергивать руку. Тепло улыбнувшись, она легонько щелкнула своего Котика по носу и потянулась к его волосам. От того, что любимая гладила его по голове, Нуар чувствовал невероятное блаженство. Будь он настоящим котом, давно замурчал бы, ведь о таком не мог даже мечтать!
— Моя Леди, за что ты извиняешься? — наконец, герой вернул себе дар речи. Рядом с любимой он ощущал истинное счастье и спокойствие, которых ему не хватало семь долгих лет.
— За то, что исчезла, ничего не сказав, — вздохнула Дюпен-Чен. — И заставила тебя волноваться.
— Маринетт, то, что ты жива, — Нуар поймал гладившую его руку и поцеловал тыльную сторону ее ладони, — это самое главное. Это ты прости, что не смог тебя защитить. Я не…
— Не будем об этом, — бывшая героиня приложила указательный палец к губам Кота, чтобы он замолчал. Ко всем бедам Маринетт привело ее собственное упрямство, Нуар виноват не был, но девушка чувствовала, что сейчас она не сможет его переспорить. Уж лучше тогда поговорить о другом. — Спасибо, что охранял Париж в мое отсутствие. Я следила за тобой в Котоблоге.
О, сколько радости вызвали ее слова в глазах героя Парижа! Нуар светился от счастья и гордости. Впервые за долгое время его губы расплылись в широчайшей кошачьей ухмылке: его Леди не забывала своего Кота, присматривала за ним, пусть и через экран!
— Мяугу я считать тебя своей фанаткой? — впервые за семь чертовых лет Нуар не притворялся, произнося каламбуры. Он ожил, к нему вернулся былой задор и способность радоваться жизни.
— Ты не поверишь, — усмехнулась Дюпен-Чен, — но по твоим котомбурам я тоже скучала. Но! — продолжила она прежде, чем Кот успел что-либо произнести в ответ. — Постарайся не перебарщивать с ними, чтобы я не жалела о сказанном.
— Боишься передозировки? — подмигнул герой, в ответ на что его Леди привычно закатила глаза. Коту даже на миг показалось, что все будет, как раньше. Он нашел Маринетт, она вернется к родным, и их непобедимый дуэт вновь будет стоять на страже Парижа. Они будут стукаться кулачками после каждой победы, патрулировать город по вечерам, а потом…
А потом взгляд Нуара упал на исколотую фотографию Габриеля Агреста.
Как раньше уже не будет ничего.
Да уж, окрыленный тем, что смог наконец встретить любовь всей своей жизни, Кот даже успел забыть о том, что именно его отец заставил Маринетт страдать. Стоит только Ледибаг узнать, кто все это время скрывался под маской ее напарника, она точно не захочет иметь с ним ничего общего. Ведь именно из-за желания защитить Адриана Агреста она прошла через весь этот ад.
Маринетт, удивившись столь резкой смене настроения у напарника (минуту назад он лучился нескрываемым счастьем, а сейчас вновь погрустнел), обернулась и поняла, что же так на него повлияло.
— Хлоя сказала, что в предсмертной записке он признался в том, что сделал… со мной, — вздохнула бывшая героиня.
Нуар кивнул, а после так и остался стоять, опустив голову. Посмотреть в глаза своей Леди было слишком стыдно.