Выбрать главу

— Ну и чего завис? — Севдалин усмехнулся. — Раз начал — продолжай. Столкни меня. Если хочешь что-то изменить — попробуй!

— Обойдёшься.

— Ну же! Никто не узнает, что это ты. Растяпа поплачет и вернётся к тебе… может быть. Давай!

— Еще раз: обойдёшься.

— Давай же — столкни! Докажи, что ты способен — что ты крутой. Если сможешь это, то сможешь всё — давай!

— Сейчас ты — обкурившийся придурок, — произнёс я подрагивающим голосом. — С чего ты взял, что я поведусь на тупые разводки обкурившегося придурка?

— Тебе просто слабо, — снова усмехнулся он и упёрся руками в подоконник. — А мне нет. Смотри!

Через секунду послышался треск ломающихся веток, а вслед за ним — глухой удар о землю.

На какое-то время я застыл перед опустевшим проёмом. Казалось, картинка за окном слегка подёргивается — не только качнувшаяся туда-сюда верхушка рябины, но и покатая крыша дома напротив, и Останкинская башня, и серые облака. Страшней всего было подойти к подоконнику и посмотреть вниз.

Это и следовало сделать — чтобы убедиться, что Сева жив. И ни к коем случае нельзя — чтобы не узнать, что его больше нет. Я ещё не верил в произошедшее, но уже думал, о чём нужно врать, когда начнут спрашивать.

Наконец, оцепенение спало. Быстрым шагом я вышел в коридор, направился в туалет, постоял с расстёгнутой ширинкой над писсуаром и вернулся в комнату. По-прежнему не глядя вниз, запахнул оконные створки, снова покинул комнату и, не став дожидаться лифта, сбежал по ступенькам вниз.

В холле общежития, рядом со стойкой охраны, царило нездоровое возбуждение — здесь скопились очевидцы инцидента и те, кого они успели оповестить. Меня почти сразу опознали, как соседа пострадавшего, и накинулись с вопросом, что произошло. Так я выдал наспех сооружённую версию: Севдалин сидел на подоконнике, я его уговаривал слезть, но он не хотел; потом я вышел в туалет, а когда вернулся, его уже в комнате не было.

В ответ мне поведали о том, что случилось на земле. На дороге, рядом с нашим сквериком, на красном светофоре стояла свободная карета «скорой помощи»: её экипаж, став свидетелем падения человека из окна, тут же направил машину во двор общежития. Севу погрузили на носилки и увезли в неизвестном направлении.

— Он… живой? — спросил я у пожилого охранника.

— Был бы покойник, вызвали бы милицию, — с житейским бесстрастием рассудил тот. — Повезло дураку. Если позвоночник не повредил, считай, легко отделался. А если ноги-руки сломал, впредь наука будет.

— А если повредил, — я не спрашивал, а, скорей, рассуждал вслух, — позвоночник? Что тогда?

— Тогда дело плохо, — пожал охранник плечами, — калекой на всю жизнь недолго остаться.

Я вышел на улицу и зашагал к метро, лихорадочно пытаясь осмыслить, как быть дальше, и делая специальные усилия, чтобы не оглядываться. Севдалин жив, и это главное. С другой стороны, что с ним сталось, неизвестно. А что если его парализовало?

Растяпа. Только пройдя метров триста, я вспомнил о ней и резко остановился. Правильно было бы прямо сейчас позвонить и рассказать. Пусть даже вкратце. Так и так, Сева сидел на подоконнике и по неосторожности шлёпнулся вниз. А ты, Растяпушка, будь добра, обзвони больницы, узнай, куда его направили, и встретимся там. Конечно, она догадается, что дело не в неосторожности. А что если Севдалин прав: Растяпа стала безоговорочно его женщиной, и теперь в любых ситуациях она априори на его стороне? Тогда, не исключено, она может меня возненавидеть — даже понимая, что я ни в чём не виноват.

Нет. Разумеется, нет. Растяпа не такая. В первую она будет винить себя. Хотя… кто знает, какая она теперь — после того, как её язык стал «гением секса»?..

Нехотя я побрёл дальше и, подойдя к станции метро, ещё с полчаса кружил вокруг да около, собираясь с духом, чтобы набрать номер офиса. Выслушав меня, Растяпа тихо охнула.

— Не переживай, — мне хотелось наполнить свой голос успокаивающей уверенностью. — Думаю, ничего страшного. Просто сейчас нужно узнать, где он. Понимаешь?

Она помолчала.

— Это… не ты?

— Нет, — быстро ответил я, чувствуя, что сваливаюсь в суетливость, — не я. И не ты. Он сам. И даже не он. Это несчастный случай. Точно: несчастный случай. Так я через полчаса перезвоню, договорились?..

Через полчаса офисный телефон уже не отвечал.

В общежитие я вернулся без чего-то одиннадцать, перед самым закрытием, весь вечер прокатавшись на метро. Пожилой охранник разговаривал по телефону, — мне удалось проскользнуть мимо него без наводящего вопроса «Ну как — ты его нашёл?» Казалось, в комнате всё ещё стоит лёгкий запах «травки». Я уже устал волноваться, но и успокоиться не мог. На меня снизошло какое-то третье состояние — из него реальность виделась под новым углом. Мне захотелось поговорить с комнатой.

— Ты и сама всё видела, — произнёс я, обводя взглядом бордовые обои. — Скажи честно: у тебя такое впервые?..

Вскоре случилось ещё одно полубезумное действие —Ирина и Дарина пришли за подробностями. Словно являться друг к другу ближе к полуночи и изливать душу для нас — обычное дело. Я спросил, кто из них хочется остаться со мной на ночь, и нужна ли монетка, если хочется обеим. Как и полагается сумасшедшим, мы не поняли друг друга: ночные гостьи решили, что я сбрендил или обкурился.

— Ну, нет, так нет, — я закрыл дверь перед их носами.

Наутро мы столкнулись на кухне, и я принёс свои извинения. Вчера, объяснил я им, мне было страшновато ночевать одному, и вот поэтому. Ирина и Дарина прониклись сочувствием, простили и по-прежнему хотели подробностей, но я сказал, что опаздываю на работу.

В офисе заняться было решительно нечем. Я сел за стол, упёрся локтями в крышку и, обхватив голову ладонями, стал гипнотизировать взглядом телефонный аппарат, пытаясь вызвать звонок Растяпы. Позвонить первым, то ли не хватало смелости, то ли мешала повышенная готовность обидеться на Растяпу, если она меня проигнорирует. Не так-то трудно догадаться, что я сижу в офисе и тревожусь в неизвестности. Вчера она, узнав, в какой больнице находится Севдалин, не стала дожидаться, когда я перезвоню, и сразу рванула к своему драгоценному. Это можно понять. Но сейчас-то?.. Если она меня возненавидела, или для неё меня не существует, то с какой стати и мне её беспокоить? А, может, она не звонит, потому что сама едет в офис?..

Попутно я перебирал в голове все возможные при падении с высоты травмы и пытался забыть «две позы и… всё?». Последнее удавалось не очень, и тогда приходилось вступать в жалкую победоносную дискуссию («И вовсе не две! Если хочешь знать… хотя тебя это не касается!»). Так протянулось часа три. Растяпа не приехала и не позвонила. Вместо неё на пороге офисной комнаты материализовался человек с недобрым лицом и в сопровождении охранника Иннокентия.

Увидев отца Севы, я непроизвольно вскочил и попятился к стене. Охранник расположился у выхода — сев на один из клиентских стульев, положив локти на колени и глядя в пол. Железнодорожный миллионер занял место за столом напротив — там, где обычно сидел я или Сева. На этот раз программа его визита не включала ни приветствия, ни рукопожатия.

— Рассказывай, — коротко приказал он.

Я так перепугался, что решил почти не врать, и лишь слегка облагообразил некоторые моменты. В новой версии события Севдалин курил обычную сигарету и упал вниз, просто не удержав равновесия между комнатой и улицей.

— Значит, из-за бабы поссорились, — выслушав, подвёл итог миллионер и, раскатисто вздохнув, вынес вердикт: — Кретины.

Я чувствовал, насколько рассказанное мной не вписывается в его представление о поведении настоящих мужчин — людей дела.

— Да мы, в общем-то не ссорились, — несмело возразил я. — Просто немного отдалились…

— Где он может быть сейчас? — человек с недобрым лицо буравил меня рентгеновским взглядом.

— То есть как? — растерялся я. — А разве он не в больнице?..

Севин отец качнул головой. Из его сообщения следовало, что Севдалин покинул больницу ещё вчера: два часа полежал в палате, сказал, что ему уже хорошо, и ушёл.

— И дома нет? А где Растя… Женя? Её тоже нет нигде? Тогда без понятия — честно! Даже не представляю!

Казалось, говорить нам больше не о чем. Но незваные гости не торопились уходить. Отец Севдалина растёр крепкими ладонями своё широкое лицо.