— Пожалуй, — Клавдия-старшая осторожно тряхнула седыми кудряшками.
— Теперь вы, Гений, — распорядилась Клавдия-младшая, легонько лягнув меня пяткой.
— Извините, я опять о прогрессе, — для придания себе непринуждённости я потёрся носом о Клавину коленку. — Когда возникает новый культ, влияние старого культа неизбежно снижается. Во времена Пушкина и Тютчева регулярно ходить в церковь было обязательно. При Блоке и Гумилёве — уже нет. Образованный класс массово отходил от христианства. Влияние церковнославянского языка на русский тоже стало сильно снижаться. А церковнославянский язык — есть такая точка зрения — и придавал русскому языку торжественность и музыкальность. Вот такая языковая причина…
— И снова о технологии, бабуль, — подхватила Клава. — Как уже говорила, лингвисты тоже руку приложили, да ещё как. При Пушкине даже орфография была неустойчивой. Некоторые слова писались вариативно, кому как больше нравится, и никто из-за этого не страдал. Языком пользовались интуитивно, а не в соответствии с правилами. Что сделали лингвисты? Ввели понятие языковой нормы. И пошло-поехало: говорить: «ихний» нельзя, надо говорить: «их»; нельзя говорить: «езжай», надо говорить: «поезжай» и так далее. В 19-м веке слову «мясо» можно было придать множественное число, сказать: «разные виды мяс», а теперь нельзя. Запреты, запреты — сплошные запреты, которых раньше не было! Твой любимый «чёрный кофе» сюда же. Когда гармонию начали поверять алгеброй, она и зачахла. Это же естественно?
— Ты предлагаешь отменить языковые нормы? — брови профессора Вагантовой удивлённо взметнулись вверх.
— Бабуль, мы ничего не предлагаем, — отвергла сообщница. — Мы отвечаем на твой вопрос и рассказываем, как было. Если уж так нужно наше мнение… Воспроизводить начало девятнадцатого века, когда на дворе конец двадцатого — слегка бредово. Гений, вы же тоже так считаете? Тогда несите меня к креслу, я хочу спуститься… Кстати, бабуль, — продолжила она, снова оказавшись на собственных ногах, — нам понравился твой пример с Серебряным веком. Мы хотим его у тебя позаимствовать. С музыкальностью, ролью рифмы и остальным. Ещё не знаю, зачем, но чувствую: точно пригодится. Ты же не против?
Клавдия Алексеевна притворно поджала губы: она не подозревала, что имеет дело с юными разбойниками, готовыми отнимать последнее. Но коли так, ей остаётся только уступить. Шутливое ворчание никого не могло ввести в заблуждение: профессор тихо светилась, переводя улыбающиеся глаза с внучки на меня и обратно. Клава держалась так, будто ничего выдающегося не произошло, но было видно, что, выдав «симфоническому оркестру» самый чувствительный пинок из всех, что были прежде, она переживает момент спокойного торжества. Что касается меня, то неожиданно для самого себя я впал в отстранение — обеденная зала увиделась, словно сверху и сбоку — и оттуда, из иного измерения, я сформулировал то, что ощущал сейчас, как непреложное правило жизни:
— Так и надо проводить вечера!
2.19. Обратная сторона необычности
Показательное выступление перед почтенной публикой, ознаменовав триумф, стало предвестием спада. Январь шагнул в двадцатые числа, и нёсшая нас эйфория начала иссякать, а без этого топлива забуксовало и эссе: дальнейшее продвижение давалось всё трудней. Нам хватило сил на ещё несколько всплесков.
Я написал раздел «язык как власть», убедительно изобразив, что почерпнутые из лекций профессора Трубадурцева сравнения языка с оружием и деньгами — плод моих собственных размышлизмов. Сообщница из монолога о прогрессе извлекла идею «язык как четыре стихии», а когда я заметил, что этак можно скатиться и до знаков Зодиака («язык как Телец», «язык как Козерог»), она констатировала: я опять сам не понял, что сказал. А ей всё очевидно.
Язык как воздух? Это — самое просто: речь и есть колебания воздуха. Язык как огонь? Я сам уже сказал: два главных отличия человека от животных. Язык как земля? Одна и та же почва порождает самые разные виды растений — одни и те же языковые принципы создают бесчисленное количество языков. Язык как вода? У воды три состояния (жидкое, твёрдое, пар) — у языка три типа связи слов в предложении и три строя словоизменения.
— А мёртвые языки — те, которые испарились? — предположил я. — Всё, что от них осталось — солевые отложения на дне?
— Вы снова в ударе, — похвалила она. — Сами видите: всё сходится. И замечательно встанет рядом с вашей электростанцией: «язык как главная социальная энергия».
— Вы правы: всё сходится.
Для того и нужны подруги, мудро заметила Клава, чтобы простым и доступным языком объяснять выпавшим из озарения гениям их собственные мысли.
— А, знаете, — внезапно понял я, — «подруга гения» звучит намного пронзительней, чем просто «гений». Гениев-то было полно — мы к ним привыкли. А кто навскидку вспомнит хотя бы пять их подруг? Поэтому, когда произносишь: «гений», начинается обычное мельтешение имён. А «подруга гения» — возникает образ и начало истории.
Для моей девушки здесь не было никакого открытия:
— Я рада, что и вы это заметили, — с ласковой снисходительностью она потрепала меня по плечу.
И вот мы упёрлись в невидимое. Можно напридумывать — с убывающей точностью — ещё десятки сравнений языка с предметами внешнего мира. Рано или поздно придётся ответить на вопросы «зачем?» и «где остановиться?». Расхаживая передо мной по кабинету, сообщница точно ухватила суть проблемы: нужно что-то придумать, только пока непонятно, что именно.
— Какие будут предложения?
— Никаких.
— А если подумать?
— Всё равно никаких.
— Поздравляю, Гений: у нас кризис, — Клава опустилась ко мне на колени и провела ладонью по волосам, от лба до затылка. — Не думала, что с нами это случится — так хорошо всё шло...
— Прорвёмся, — пообещал я недостаточно уверенно.
— Хм, — она посмотрела на меня с подозрением. — Не вздумайте переживать: я с вами.
Итак, мы оставались сообщниками, пожалуй, ещё более сплочёнными — как люди, объединённые общей экзистенциальной проблемой. И в то же время, отлив эйфории, обнажил голый, как скала, факт: у необычных отношений есть и обратная сторона — в них слишком мало обычного, которое и составляет основу будней. Помимо эссе и Спектакля мы вращаемся в разных мирах. Кроме Клавдии Алексеевны у нас нет общих знакомых. Моя девушка не теряет контактов со своими друзьями, продолжает посещать с ними концерты и спектакли — пусть и значительно реже, чем до того, как связалась со мной. Я же, вне нашего общения, болтаюсь в пустоте.
Причин, почему Клава не зовёт меня с собой на все эти дружеские мероприятия, могла быть куча, но хватало и одной: было бы странно представлять своего парня именем Аро или Орас, или даже Лосар.