«Поверьте мне, tesoro, я буду прикасаться к вам вновь и вновь так, как вам и не снилось».
Она подавила трепет, вспомнив эти провокационные слова, обещающие удовольствия, превосходящие даже самые смелые, самые безумные мечты. Трепет страха. И трепет невольного интереса.
– Скрепим нашу сделку рукопожатием? – Он встал и протянул ей крепкую, но изящную руку.
Сидони едва сдержалась, чтоб не сказать ему, что с нее уже довольно его прикосновений.
– Почему бы и нет?
Когда рука его крепко обхватила ее руку, горячее покалывание побежало по коже. Такое же горячее, как и тогда, когда он поцеловал ее ладонь.
Когда Джозеф отпустил ее руку, понимающее выражение его лица лишь укрепило ее решительный настрой сопротивляться. Себе самой она могла признаться, что он каким-то непонятным образом притягивает ее, но твердо намеревалась продолжать открытое неповиновение. И вопреки всему надеялась, что острый язык и неприязнь ее спасут. Впереди маячили шесть бесконечных смятенных дней. Но самое главное – шесть ночей.
Сидони встретилась с серебристым взглядом Меррика и с упавшим сердцем призналась себе, что эти шесть дней и ночей могут показаться целой жизнью. Всего пару минут как они заключили сделку, а она уже осознает, как опасно позволять ему прикасаться к ней, когда и как он пожелает. Воспоминание о его пальцах, скользящих по обнаженной коже, затмили для нее все вокруг. Она неловко поерзала на диванчике.
Меррик не делает тайны из своих греховных планов. По крайней мере, он с ней честен. Суровый внутренний голос напомнил ей, что она, напротив, нечестна с ним. Точнее, не вполне честна. Это касалось открытия, которое изменило бы его жизнь навсегда. Она поспешно отвела глаза, словно он мог прочесть ее мысли.
– Вы завтракали?
Она нахмурилась и поднялась, даже если при этом ей пришлось стоять слишком близко от него. Сидя на краешке сиденья, прямая как палка, она чувствовала себя крайне глупо.
– Мистер Меррик, путь к моему сердцу лежит не через желудок.
Он вскинул черные брови:
– Я нацелен отнюдь не на сердце, а на иные части вашего тела, мисс Форсайт.
– О!
Как бы ей хотелось, чтоб он перестал то и дело лишать ее дара речи. Бога ради, что с ней такое? Не мог же он в самом деле одним лишь поцелуем руки разрушить все ее незыблемые моральные устои.
Его большой палец небрежно потерся о тыльную сторону ладони.
– Учитывая, кем мы станем друг для друга, нам вполне можно пренебречь формальностями. Меня зовут Джозеф.
– Подозреваю, что мне удобнее придерживаться формальностей.
– А я уверен в результате, как бы мы друг друга ни называли, bella.
– Что ж, прекрасно, – раздраженно бросила она, потом выпрямилась и отняла свою руку, удивившись, что он ее отпустил. – Можете называть меня Сидони.
А почему бы ему и не отпустить ее? Он ведь добился, чего хотел: заполучил ее в свое полное распоряжение.
– Отлично. Просто мысль о том, чтобы нашептывать вам на ушко «мисс Форсайт», когда я буду погружаться в вас, чересчур возбуждающа.
Она вспыхнула от красочной картины, которую он нарисовал.
– Не говорите такие вещи.
Он улыбнулся с раздражающей ее ноткой торжества и шагнул ближе, возвышаясь над Сидони.
– Игра только начинается, а ты уже теряешь очко, bella.
На выручку ей пришел гнев. Может, он и относится к ее бесчестью, словно к неважной мелочи, но она не может воспринимать это с такой же легкостью.
– Полагаю, я привыкну к вашей вульгарности.
Его смех обвился вокруг ее оборонительной стены, как лоза, цепляющаяся за осыпающуюся каменную кладку.
– Уверен, что привыкнешь.
Меррик прошагал к двери и широким демонстративным жестом распахнул ее.
– Пройдем в столовую? – Он бросил на Сидони загадочный взгляд. – А потом мы могли бы прокатиться верхом.
Она покраснела как рак.
– Мистер Меррик…
Его улыбка сделалась шаловливой.
– Ну и кто из нас вульгарен? Мне надо осмотреть имение после бури, и я подумал, что ты захочешь подышать свежим воздухом.
Она промаршировала мимо него в коридор. Шесть дней – она будет свободна. И больше никогда не увидит этого распутного, раздражающего Джозефа Меррика.
Но эти шесть дней обещают муки почище адовых.
Когда Сидони вбежала на конюшенный двор, Джозеф разговаривал с маленьким худым мужчиной, держащим поводья двух породистых лошадей: кремовой арабской кобылы и крупного гнедого мерина. Не прерывая разговора, хозяин замка послал ей легкую улыбку. Она потратила на переодевание больше времени, чем они условились, но он не выказывал никакого нетерпения. И вновь Сидони задумалась: насколько не похожи друг на друга кузены. Уильям не выносит даже малейшего неудобства и накидывается на любого, кто задерживает его или мешает ему.