Последние годы, когда она занималась главным образом тем, что вела хозяйство Барстоу-холла, не подготовили Сидони к защите от опасного повесы. Когда-то она, должно быть, лелеяла девичьи мечты о том, что однажды прекрасный принц обратит на нее внимание. Возможно, Сидони этого не помнит. Как только она повзрослела достаточно, чтобы разобраться в сущности брачных уз, ее мечты стали более прозаичными: независимая полезная жизнь, когда решения принимает она сама и никакой мужчина не обращается с ней как со своей собственностью.
Грум склонил голову в приветствии и исчез. Меррик разглядывал ее с блеском в глазах. Это был отчасти мужской интерес, отчасти одобрение, отчасти что-то еще, чего она не могла истолковать. Он как будто задал вопрос, и она сказала «да», не зная, на что согласилась.
Сидони стряхнула беспокойное ощущение и вздернула подбородок. Руки стиснули изящный маленький стек.
– Вижу, ты нашла амазонку, – сказал он ничего не выражающим тоном.
– А вы, я вижу, готовы ко всяким случайностям во время визитов дам, – язвительно парировала она.
Когда Сидони увидела модную черную амазонку, разложенную на кровати – его кровати, – ей стало противно. Она убедила себя, что его интрижки ее не касаются, но неприятное чувство осталось.
Мелкие морщинки вокруг глаз Меррика указывали на то, что он прячет улыбку.
– Я никогда не привозил сюда любовниц, если это тебя волнует.
– Я не ваша любовница, – огрызнулась она, разозлившись, что он сразу же приписал ее раздражительность ревности.
– И все же. – Он внимательно оглядел ее. – Амазонка тебе впору.
– Слишком узка. Миссис Бивен пришлось перешивать пуговицы, поэтому я и опоздала.
– Ты более… щедро одарена, чем твоя сестра.
Она вызывающе посмотрела ему в лицо, глупо гадая, предпочитает ли он более изящную женщину. В сравнении с тонкой как тростинка Робертой она – валькирия.
– Роберта не ездит верхом, – отозвалась Сидони, твердя себе, что ей нет никакого дела до того, что думает этот негодяй о ее внешности.
Очередная пустая бравада. Она становится весьма искусной в этом деле.
– Я не настолько хорошо знаком с леди Робертой, чтобы знать о ее развлечениях… не считая пристрастия к карточным играм.
– Вы судите ее слишком строго. – Сидони сдержала порыв сказать Меррику, что ее сестра не всегда была такой нервной и надменной, какой он ее знает. Когда они были детьми, любовь Роберты была для Сидони единственным прибежищем от материнского равнодушия и отцовского презрения.
Он пожал плечами:
– Она была средством для достижения цели.
Губы Сидони плотно сжались.
– Это ставит меня на место.
Тыльной стороной ладони в перчатке он приподнял ее подбородок.
– Ты совершенно иной категории, bella.
Ласка – если это мимолетное прикосновение можно было так назвать – длилась всего мгновение, но Сидони прочувствовала ее до самых кончиков пальцев. Этот нелепый физический отклик не поддавался никаким разумным объяснениям.
– Да, я согласилась не сопротивляться вам, – сказала она с нотками горечи.
– День слишком хорош, чтобы ссориться, – легко отозвался он. – Давай я помогу тебе сесть в седло, а то Кисмет уже проявляет нетерпение.
Когда он ухватил ее за талию, Сидони испугалась, что руки его задержатся там, но он просто с захватывающей дух легкостью подбросил ее в седло. Прекрасная лошадь нервно переступила ногами, но тут же затихла, когда Джозеф успокаивающе заговорил с ней.
«Он имеет подход к женщинам», – подумала Сидони с новым всплеском негодования. Странно, что Роберта описывала его как жуткого урода, который может привидеться лишь в страшном сне. Она попыталась представить, как бы выглядел Меррик без шрамов, но они казались такой же неотъемлемой частью его, как и чувственный рот.
Он шагнул ближе и схватился за уздечку Кисмет.
– Сиди тихо, пока я подтяну стремена.
Джозеф сдвинул черные юбки девушки в сторону. Сидони с дрожью ожидала, что он прикоснется к ногам, но его руки целенаправленно затягивали кожаные ремешки. Эта уверенность сильных рук породила в ней какой-то странный внутренний трепет. Со спины Кисмет ей была прекрасно видна его буйная шевелюра. Она была иссиня-черной и растрепанной – еще одно указание, что он требует от окружающих принимать его таким, какой он есть.
Он шагнул назад и поднял глаза:
– Ты замерзла?
Как бы ей хотелось уметь скрывать свои реакции.
– Нет.
Сидони ожидала какого-нибудь замечания насчет ее дрожи, но он просто повернулся, чтобы взять свою бобровую шапку с лавки сзади. Плавным движением поднялся в седло гнедого, и сердце ее екнуло от восхищения силой и ловкостью Джозефа.