– Затем п-при малейшей опасности сюда в-ввышлют… в-в-в… вертолеты, – перебил его Васягин, тоже, кажется, пьяный и к тому же немилосердно пялящийся на красивых дионок, – об… объявят план-перехват…лучше – шар-рахнут баллистическими ракетами, и никакие м-молоты М-мьельнир… не помогут!! Вы что, не вплели… как в-война в Ираке?..
Удивительно, откуда простой российский мент выудил информацию о молоте скандинавского бога Тора – молоте, которым его владелец имел обыкновение швыряться во всех, кто не вызывал у него симпатии! – но только нельзя сказать, что это знание пошло ему на пользу. Потому что Эллер, уже обожравшийся и теперь вяло цедящий водку прямо из горла —все с тем же видом, словно он попивает квасок или компот – услышал название боевой принадлежности своего отца.
Неизвестно, какая жидкость из числа содержащихся в организме шибанула ему в голову, но только он привстал и, выбросив вперед руку, словно распрямившуюся пружину, схватил Васягина за шкирку и легко выволок из-за стола:
– Что ты сказа-ал?
Сержант уныло болтался в могучей руке и пытался зажмуриться.
Афанасьев поспешил вмешаться:
– Он сказал, что с современными людьми этого мира, мира Земли, нужно действовать другими методами.
– Отпусти его, Эллер, он уже посинел, – брезгливо произнес Альдаир. – Это какими же… ме-то-да-ми?
– По-хорошему. Да, да, по-хорошему. И тогда они все сами поймут и захотят вам подчиняться.
– А в какого бога веришь ты, человек? – в упор спросил Альдаир.
Женя попытался иронично улыбнуться, но его губы просто-напросто разъехались в какую-то неудобоваримую резиновую гримасу, как холодец под толкушкой для картофеля.
– Я христианин, – сказал он. – Я верю в Иисуса. Не то чтобы я верю, что он смотрит на меня и искренне сопереживает, как может смотреть и сопереживать, скажем, вот он, – Афанасьев показал на съехавшего на пол Васягина, – но просто… ммм… человек так устроен, что должен верить в Бога. Это… гм… его естественная потребность.
Пример сопереживающего Васягина оказался неудачным: Альдаир посмотрел на мента откровенно брезгливо и изрек:
– Я не понимаю, как ты можешь ставить имя своего бога рядом с именем вот этого… полудохлого червя. Но мне понравились твои слова про то, что человек так устроен, что должен верить в бога. В какого же бога вы все реально верите? Только не называй мне этих… моно…теистов. Это суть имена. Лучше скажи мне: есть ли такой бог, в которого истинно верят все твои земляки? Если есть, скажи, в чем его сила и как вы его зовете?
Все это до рези в желудке напоминало осточертевшие религиозные диспуты на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков, и Женя поморщился: он вспомнил, как за ответ на примерно такой же вопрос ему еще в университете влепил «трояк» придурочный преподаватель религиоведения.
Но тут, быть может, на кону стояло нечто существенно большее, чем какая-то там оценка. Этим психически неадекватным гражданам из неведомого мира могло прийти в голову все что угодно.
А на расправу они, по всей видимости, коротки.
Но ответ Женя, кажется, знал.
– Такой бог есть, – сообщил он. – В него верят все. В том числе и в этой стране, где вы сейчас… находитесь. Да и везде. Везде его сила огромна.
– Как его имя?
Афанасьев окинул взглядом лица этих чудаковатых пришельцев, обращенные к нему – любопытствующие, настороженные, угрюмо-недоброжелательные или просто равнодушные, как у продолжавшего усердствовать на ниве чревоугодия Поджо, – и ответил коротко, как отрезал:
– Деньги.
– Кажется, я понимаю тебя, – сказал Альдаир, – деньгами у вас называют то, за что можно взять все что нужно. Так?
– Да.
– У нас на Аль Дионне, – медленно заговорила Галлена, – у нас точно так же определяется Закон. Тот, кто соблюдает его, может взять все что нужно. Значит, у них такой же бог, как и у нас.
Афанасьев, у которого эти схоластические заморочки странных гостей уже сидели в кишках и даже подбирались к другим, более основательно запрятанным внутренностям, не стал углубляться в тонкости, а просто пожал плечами: думайте, как хотите…
Тут отозвался старый Вотан. Произнося свою речь, он расцвечивал ее полнозвучным иканием, как будто кто-то колол дверью грецкие орехи.
– Я чувствую, что этот человек в самом деле… грэ-эк!.. говорит правду: мир изменился. Этот мир изменился, и мы не сможем больше быть в нем прежними. Такими, каким было наше старое… хррэ-эк!.. поколение, когда правило беспомощными людьми. Теперь же я чувствую мощь новых жителей этого мира. Эта мощь весьма в-велика. Грэ-эк!! – произвел он финальный физиологический акт.
– Вот-вот, – заговорил Афанасьев, обрадовавшись, что впавший в ностальгию по четырех-, пяти– или шеститысячелетней древности одноглазый бог наконец заговорил здраво, хоть и с помехами в речи. – Совершенно верно, господин Вотан. Нельзя кидаться на танк с топором…
– Что такое танк? – перебил его Эллер.
Афанасьев обернулся к нему и хотел уж было отвечать, но тут белокурый великан хлопнул его по плечу так, что бедный журналист еле устоял на ногах.
– Будь по-твоему, человек! – сказал Альдаир. – Если бы я почувствовал, что ты лжешь, я бы превратил тебя в горсть пепла.
– Змей Горры…ныч… – пробормотал Васягин и ненавязчиво свалился под стол.
Анни, светловолосая фигуристая дионка с внешностью несколько затасканной супермодели, и Галлена брезгливо убрали ноги.
– Благодарю за доверие, – машинально ответил Афанасьев, подумав, что эти существа, вообще, не столь уж ужасны, как это показалось вначале. Конечно, телепатические способности, возможность влиять на климат в отдельно взятом мини-ареале территории, силища эта кошмарная – все это определенно не может не вызывать уважения.
Но, с другой стороны, – этот невесть откуда взявшийся космический сброд может наворочать таки-и-их дел!
Если, конечно, их будет направлять смекалистый и грамотный русский мужик, съевший пуд соли с такой нечистью, которая всем этим большим младенцам со звезды и не снилась…
– Значит, в чьей руке деньги, в той руке и закон, – выразительно резюмировала Галлена. – Верно?