Хадсон уже собирался вновь отказать, но задумался. В конце концов, что плохого случится, если он и впрямь уделит этому несчастному еще несколько минут?
— Ладно, — сказал он, снова снял заплечную сумку и отложил ее в сторону. — О Бостоне и о новостях из Англии. — Он занял свое место на табурете, а Дэвис расположился на земле прямо у его ног, сцепив свои изувеченные руки, словно в молитве. Он глядел на Хадсона, как мог бы смотреть на мессию, словно тот был способен вернуть его обратно в цивилизованный мир хоть на какое-то время. Его измученная душа жаждала бальзама.
Хадсон решил, что свои новости из Бостона и Англии он раскрасит в цвета полевых цветов, растущих вокруг озера Блэк-Оук, и оставит Джеймса Дэвиса пребывать в счастливых иллюзиях. Это принесет немного аромата роз в эту вонючую унылую лачугу. Горькую правду о ненависти, войнах, жадности, бесчеловечности и грехе, которые окутывали мир так плотно, будто только они и составляли истинную природу человека, он решил не освещать.
Он и сам был далеко не безгрешным человеком. Недаром ведь его называли и негодяем, и разбойником, и всем прочим. Но сердце у него осталось, и приукрасить новости из внешнего мира — меньшее, что он мог сделать для этого бедолаги.
Глава 4
Низкий громовой раскат вырвал Хадсона из состояния полусна, и, когда он сел на одеяло в своей палатке, чтобы встретить тусклый рассвет, боль в ребрах подсказала ему, что приближается буря.
Он выглянул из палатки и взглянул на зловещие облака. Дождя еще не было, но воздух сделался душным, пахло сыростью и медью. Хадсон решил облегчиться в отдаленных зарослях, затем вернулся в свое убежище, съел кусок пеммикана и выпил немного воды. Ветер тихо завывал на улице. Хадсон прислушался к его шуму в ветвях деревьев и задался вопросом, где сейчас скрывается сова, которая ухала почти всю ночь.
Настало время составить план действий на сегодня. Скоро начнется буря, и его единственным выходом будет просто затаиться в палатке и ждать, потому что нельзя сказать, насколько затянется непогода.
Вплоть до рассвета Хадсон поддерживал огонь в костре. Как и прошлой ночью, никакие чудовища его не побеспокоили. Единственным, что его раздражало, было уханье проклятущей совы где-то в лесу и непрекращающееся жужжание комаров, алчущих до его обнаженной плоти. Если б не мятное масло, его кожа была бы покрыта укусами, и на ней бы не осталось живого места.
Прошлой ночью Хадсон уснул с назойливым вопросом в голове: зачем Августу ван Ремму покупать у могавков никудышных лошадей? Этот вопрос занимал его так сильно, что он стал всерьез подумывать принять приглашение ван Ремма отведать крепкого голландского эля. Это предложение выглядело привлекательным в любое время суток. Если ван Реммы привыкли спать допоздна, тяжелый стук в дверь наверняка пробудит их и заставит зашевелиться.
Хадсон твердо решил направиться к особняку. Его любопытство насчет лошадей попросту не могло больше ждать.
Он поднял собранную заплечную сумку и пошел на запад под аккомпанемент ветра, ревущего в ветвях деревьев над головой. Слабые лучи солнечного света едва проникали в чащу сквозь густые облака. Назвать ту дорогу, по которой он шел, тропой не поворачивался язык. Однако сорняки здесь и впрямь были вытоптаны достаточно хорошо, чтобы указать ему путь. Он вошел во тьму леса, где дубы и вязы возвышались над ним почти на сорок футов, а по обеим сторонам от тропинки змеились заросли шиповника, сплетенные в танце со зловещим подлеском.
Затяжной громовой раскат сотряс небо, и Хадсон ускорил шаг, чувствуя, как на него падают первые капли дождя.
Трудная лесная тропа вильнула влево. Новый порыв ветра поднял небольшой вихрь пожелтевших осенних листьев и закружил их у самых ног Хадсона. Наконец впереди показалась стена из темного камня, подобного тем, что использовались при строительстве дома ван Реммов. Стена была усеяна лозами дикого винограда и имела высоту около восьми футов. Казалось, ее совершенно невозможно было преодолеть, чтобы попасть в особняк. Но ведь где-то же должен быть проход! Хадсон посмотрел под ноги: притоптанная трава вела его левее и тянулась вдоль стены. Хадсон направился по ней. Следующий громовой раскат был громче и напомнил ему мушкетный выстрел, от которого он неосознанно вжал голову в плечи.