— И от берега вовсе ничего не останется!
Ванька с крейсером в руках подходит к воде. Остальные пятятся. Еретик Савка торопливо карабкается по крутому берегу и визжит.
Крейсер качается на воде, но, говоря по правде, выглядит не очень-то казисто. Он так глубоко сидит и так кренится, что часть пушек оказывается под водой, мачты стоят не прямо, а наклонно.
Ванька раньше всех понимает истинные размеры судостроительной неудачи. Но одно дело понять, другое — честно в ней сознаться!
— Крейсер — корабль морской, он только в море плавать может, здесь ему мелко, поэтому он и кособочится,— предупреждая критику со стороны, говорит он и с силой отталкивает корабль от берега. Незадачливое суденышко закапывается носом в воду, отплывает сажени на две и пускается по течению задом наперед.
Ванька отворачивается, чтобы не видеть печального зрелища. Приятели ехидно молчат. Но не таков Савка! Докарабкавшись до вершины обрыва и почувствовав себя в безопасности от страшных мин, он кричит:
— Полено плывет!.. Полено первого ранга!.. Полено!..
Мало ли что скажет бестолковый малыш! Ванька ухом не ведет, объясняет:
— Вот в будущем году, когда я совсем большим стану, новый крейсер сделаю. Здо-о-о-оро-ву-ущий!.. Отсюда до того берега, вот какой! Чтобы на него тысячу пушек поставить можно было!.. И еще крылья к нему приделаю...
Кто верит, кто — нет, но цели Ванька достигает: отвлекает внимание друзей от позорно уплывающего крейсера..
И вдруг...
Пока суденышко плыло в густой тени высокого берега, оно в самом деле походило на полено, но вынесла его Негожа подальше, на залитый солнцем стрежень, заблестело , оно так, будто впрямь из серебра было сделано. Повернуло его течение носом вперед и понесло...
— Ребята, гляньте, несется-то как!
Ванька точно того ждал.
— Как же!.. Корабль морской, стало к морю ближе — вот он и пошел. Я ж говорил, что он для дальнего плавания сделанный!
Когда крейсер первого ранга отплыл за полверсты, ребята даже дым над его трубами рассмотрели.
Вообще Ваньке везет. В один из дней довелось ему в капиталистах побывать.
Остановился у раззявы Лаврентия Перхатова приехавший из Нелюдного купец. Ванька поблизости первым оказался. Приспел к тому времени, когда купец лошадей распрягал.
— Слышь, парнишка, водопой у вас далеко?
— За погостом, где спуск под гору...
— Коней попоить надо...
— Давай, дядя, я враз попою...
— Мал еще!
— Ничего не мал! Я тятькиных коней всегда сам на речку гоняю.
Глянул купец на Ваньку: парнишка невелик, но шустер.
— Ну, гони... Кони смирные.
Уже сидя верхом на мерине, Ванька продиктовал суровые условия.
— За так не погоню!
Он, конечно, охотно проехался бы на купеческих лошадях и даром, но вовремя вспомнил, что у купцов денег так много, что их куры не клюют.
Купцу, как ни странно, такая предерзость понравилась.
— Сколько ж тебе за твой великий труд заплатить?
Тут-то и понадобилась Ваньке мудрая наука арифметика. Его мечты дальше гривенника не шли, и он, не колеблясь, назвал эту непомерную цифру.
— А два пятака не хочешь?
Ванька обдумал и раскусил хитрость.
— Давай! Один хрен гривенник получится.
Через час, когда Ванька пригнал напоенных и выкупанных коней, шутник-купец вручил ему полпригоршни медных монет.
— Так, что ли?
— Лишнее даешь! — сказал после подсчета Ванька.— Купец, а считать не умеешь. Получай две копейки обратно...
Куда поместить благоприобретенный капитал? Из кармана, если на голове ходить, недолго высыпать, за щеку положить — свистеть нельзя... Побежал Ванька домой и положил деньги в сейф... то бишь не в сейф, а рассовал по щелям в бревнах.
Вышел на улицу важный-преважный. Подошел было к нему, размахивая хвостом, Шайтан, но Ванька его сразу на свое место поставил.
— Не лезь! Я теперь таких, как ты, сто штук куплю!..
Шайтан обиделся и отстал.
Минут пять Ванька в капиталистах ходил, пока не повстречал Пашку Свистуна. Тот — с запоздавшей новостью.
— Слышал? Купец к Лаврентию приехал и подле его избы с воза торгует...
— Чего у него есть-то?—тоном заевшегося барина спросил Ванька.
— Все есть!.. Леденцы, рожки, жамки, губные гармошки, махорка, спички, свистульки, нитки... Для охотников — порох, дробь всякая, пистоны...
— Чего?
— Пистоны медные, говорю, есть...
— Ух ты!
— Гора целая! На копейку — две штуки...
Тут-то Ванька сразу понял, чего ему, богачу, до сих пор в жизни не хватало.
— Обожди!—крикнул он на бегу удивленному Пашке.— Я сейчас, только за деньгами сбегаю...
У купеческого воза все жители погоста от мала до велика. Кто пришел за покупками, кто просто посмотреть на несметные богатства.
Ванька на правах знакомства — прямо к купцу.
— Давай мне на все деньги!
— Леденцов?
— Леденцы не нужны, пистонов давай, какие шибче бьют!
То ли потому, что торговля шла прибыльно, то ли из какого-то хитрого расчета, купец неожиданно расщедрился и отсыпал пистонов полную горсть.
Только отошел Ванька от воза, обступили его друзья-приятели. Ждут, что он дальше делать будет.
А у него уже план готов.
— Пошли в лес!
— Что будем делать?
— Сейчас пресню устроим. Ух ты, ну и Пресня будет!
— Какая пресня?
— Один, который в дьяконовском доме живет, рассказывал, как он с рабочими-дружинниками в Москве пресню устраивал — полицейских и жандармов бил. Полицейские в дружинников из леворвертов — бах, бах, бах, а дружинники в них — трах, трах, трах!.. Ух и здорово! Женщины, какие из рабочих, и те в дружине были... Лушка, идем на пресню!
Лушка Медвежья Смерть тут как тут. Стоит и на Ванькины пистоны облизывается.
— Пойдешь в дружинницы?—спрашивает ее Ванька.
— А то!
— Будем канаться, кому полицейскими быть! И еще камней нужно набрать, чтобы по пистонам тукать.
На славу получилась «пресня»! Правда, пистонов хватило всего на пять минут, но за другими боеприпасами дело не стало: пошли в ход прошлогодние сосновые шишки, а под конец, когда городовых добивали, сошлись врукопашную.
Лушка схватилась один на один с полицейским приставом Пашкой Свистуном.
Как в порядочном сражении, не обошлось без потерь и трофеев. Пашка потерял два молочных зуба, Лушка трофей ухватила — синяк под глазом. Начальник дружины, Ванька, отделался легким ранением: ему отскочившим куском медного пистона щеку поцарапало.
2.
Пока пресня шла, Киприану Ивановичу пришлось крупный разговор вести. И не с кем-нибудь, а с приезжим купцом. Тот, к удивлению Киприана Ивановича, сам к нему пришел.
Слово за слово завязалась беседа, вроде бы деловая. Почему купцу не поинтересоваться, каков нынче медосбор, не будет ли продажного меда и воска. Потом об урожае овса поговорили, об извозном промысле... Что ни скажет Киприан Иванович, купец одно твердит:
— Дай бог, дай бог...
Такая подчеркнутая доброжелательность в конце концов насторожила Киприана Ивановича. Почувствовал он, что неспроста человек вокруг да около ходит.
И впрямь: стоило Киприану Ивановичу в порядке ответной вежливости осведомиться у купца, как у него торговые дела идут, тот пустился в многословные объяснения.
— Бога гневить не приходится, грех жаловаться — дела идут помаленьку. Пришлось ныне капитал объявить и гильдию взять... Народу-то, Киприан Иванович, поболело, так хошь не хоть, — само дело вширь идет. Где раньше красненькую выручал, там ныне четвертная шуршит... Хорошо-то оно хорошо, да управляться трудно стало: разъездная работа — дело хлопотливое. Помощника надумал себе взять. А где его достанешь? Торговое дело сызмальства опытом постигается... И обдумал я себе какого-нибудь парнишку в ученики взять...
Киприан Иванович начал кое-что смекать. Ответил так:
— Что ж, дело доброе... Небось у вас в Нелюдном сироты есть...