Он стражу нес у крепостных ворот,
Вдруг слышит: голос плачет и зовет.
На голос он с крутой горы сбежал,
Держа в руке безжалостный кинжал.
Он увидал сраженного вином:
Сознания свеча погасла в нем!
Сперва хотел убить его Катран,
Но передумал черный великан.
Сказал: «В пещере пьяного запру.
Когда же мир проснется поутру,
Убью при всех. И завтрашний мой враг,
Взглянув на мощь мою, почует страх,
И я затрепетавшего убью,
Народу силу покажу свою,
Чтоб восхвалял меня и стар и млад».
Катран, жестокому решенью рад,
К пещере приволок его, свиреп.
Пещера та напоминала склеп.
В тот склеп Саада бросил черный див,
Связав и руки на спине скрутив.
Он завалил тяжелым камнем вход,
На страже встал у крепостных ворот…
Заснул влюбленный, хмелем побежден.
Когда заря взошла, развеяв сон,
Он вспомнил, что произошло вчера,
Как пьяный, убежал он из шатра,
Как, пьяный, крепости вчера достиг,
Тогда слова, что написал старик,
Он стал читать, их повторяя вслух, —
И в тело мощь вошла такая вдруг,
Что выпрямился в мрачном склепе он,
И разорвал стальные цепи он,
Миниатюра из рукописи XV в.
«Семь планет»
От входа камень отвалил рукой
И быстро побежал с горы крутой.
Не озирался он, к друзьям спеша:
Взволнована была его душа.
Когда стоянки он достиг своей,
Застал он огорченными друзей:
Исчезнув ночью, он расстроил их.
Но ласково он успокоил их,
Вскочил в седло и поскакал на бой…
Жестокой удручен его судьбой,
Неисчислимый заполнял народ
Ристалище у крепостных ворот.
Посередине возвышался шах,
А злобный негр, внушая людям страх,
На исполинском гарцевал коне.
Подобная и солнцу и луне,
Глядела пери на Сатурна цвет,
Струя из башни свой лазурный свет.
Блуждал Катрана кровожадный взгляд.
Так думал негр. «Появится Саад, —
Убью хмельного пленника при всех,
Саада испугает мой успех».
Едва на поле прискакал Саад, —
Воитель черный поскакал назад,
Людей немало этим удивив.
Войдя в пещеру, поразился див:
Исчез вчерашний пленник без следа!
В Катране ярость вспыхнула тогда,
Он ринулся на бой, угрюм и зол.
Воинственный Саад с коня сошел.
Они вступили в рукопашный бой, —
Не побеждал ни тот и ни другой.
Не страшен был Сааду великан:
Ему помог священный талисман.
Он раковину приложил ко рту
И плюнул через раковину ту,
И брызнула снотворная слюна,
И сделался Катран добычей сна.
Саад взметнул его над головой
И бросил наземь с силою такой,
Что появилась трещина в скале,
Остался отпечаток на земле!
В народе грянул изумленья крик,
Он купола небесного достиг!
Когда Саад Катрана превозмог,
Он положил его у шахских ног,
Спросив: «Что делать дале? Повели!»
Саада по дороге повели
К вторым вратам, где пребывал мудрец,
Вход преградив к царевне во дворец.
Саад его лицом был поражен,
Он сотворил с достоинством поклон,
Вручил ему записку старика.
Тот задрожал, раскрыв ее: рука
Наставника писала те слова!
Ко лбу записку приложив сперва,
Он стал читать: отшельника перо
Приказывало сотворить добро.
Готовый пред Саадом наземь лечь,
Премудрый страж повел такую речь:
«Наставнику я предан своему.
Где смелости, где силы я возьму,
Чтоб повторить высокие слова?
Душа святого старца в них жива!
Исполнить я готов приказ его:
Старухи уничтожу колдовство».
Смотрел народ, столпившийся вдали,
Как эти двое разговор вели,
А страж сказал: «Колдунья — звук пустой,
Изображенье, созданное мной.
Хотя людей измучила она,
Не человек, а чучело она.
Ее прославленное колдовство —
Обман и ловкость, только и всего.
Приблизясь к ней, ударь старуху в грудь, —
И в храм любви свободен будет путь».
Поставив стража якобы в тупик,
Вновь к шаху обратил Саад свой лик,
Спросив: «Что делать дале? Повели!»
И вот его к старухе повели.
Все разбежались у ее ворот.
Один Саад бесстрашно шел вперед.
За ним стоял немолчный шум людской:
Был подвиг удивителен такой!
Вокруг старухи — тысяча смертей,
Над головой — огнеобразный змей.
Саад, не испугавшись ложных чар,
По высохшей груди нанес удар.
Тогда старуха зашаталась вдруг,
На множество кусков распалась вдруг:
То были тряпки. Связывал их клей,
Из ниток сделан был ужасный змей.
Откуда ж эти грозные огни?
Из пестрых тряпок сделаны они!