Невольно шаха подняла на смех,
Старанью приписав его успех.
Поняв слова красавицы своей,
Морщины шах навел на лук бровей,
Сердясь: да разве это похвала!
Увидев, что Бахрама привела
В расстройство, поспешила Диларам
Дать объясненье дерзостным речам,
Но все испортила, сказав ему:
«Я твоего упрека не приму,
Правдивы и чисты мои слова.
Мой шах! Себя возьму в пример. Едва
Коснусь я чанга слабою рукой, —
Сердца перенесу я в мир другой.
Быть может, красота повинна тут?
Нет, упражненья, постоянный труд!
Я прилежанье видела твое.
Чем сердце я обидела твое,
Сказав об упражнениях? Ужель
Без них попал бы ты стрелой в газель?»
От этих слов пришел Бахрам во гнев,
Вскипела ярость, сердцем овладев.
Когда властители разъярены,
Бегите, жители, из их страны!
Гнев самовластья страшен, гнев обид:
Он очи милосердия слепит.
Уже Бахрам хотел ее убить,
Уже мечом своим хотел срубить
Цветущий, вольный, стройный кипарис, —
Но в свите люди мудрые нашлись
И молвили: «Поступок нехорош.
Ужели женщину мечом убьешь?»
А несколько глупцов произнесло:
«Их убивать — не просто ремесло,
А высшее искусство!» И луну,
Из паланкина высадив, одну
Отправили на самый край земли,
В бесплодную пустыню привели,
Где ядовитая трава росла:
Был каждый лист колючим, как стрела.
На землю опрокинув тонкий стан,
Скрутили косы длинные в аркан,
Вкруг шеи обвязав их… Вот, в петле,
Она лежит на высохшей земле:
Ей, косами пленявшей, довелось
Стать пленницею собственных волос…
Злодейство это было свершено
В тот миг, когда и ярость и вино
Бахрама ослепили. Дотемна
От ярости хмелел он и вина.
Наутро, встав с тяжелой головой,
Наполнить приказал он кубок свой.
Спросил, опохмелившись, царь царей:
«Где та луна, что мне всего милей?»
Он сам забыл о том, что совершил!
Один из приближенных доложил
О том, какое зло произошло.
И ужаснуло шаха это зло,
И светлый день померк в его очах.
И помраченным сердцем понял шах,
Что резкий ветер ярости слепой
Забушевал, что собственной рукой
Он обезглавлен. И сказал Бахрам:
«Сейчас в пустыню я помчусь и сам
Из края в край на поиски пойду,
Найду свою красавицу, найду,
Паду к ногам, когда она жива,
Умру я сам, когда она мертва!»
Однако честь венца, престол и власть
К ее ногам не позволяли пасть,
На это дело разум восставал,
Бахраму стыд покоя не давал,
Но с разумом любовь боролась в нем,
Любви звенел призывный голос в нем.
Так мучилась душа меж двух огней, —
Скажи: меж двух драконов — муравей!
Шах, голову на землю положив,
Метался, полумертв и полужив.
Миниатюра из рукописи XV в.
«Семь планет»
5
Достойный смеха более, чем слез,
Бахрам себе такой удар нанес,
Что без сознанья двое суток был.
Когда в себя пришел он, — жуток был
И темен третий день. Войска любви
На приступ силы двинули свои,
Вступила в крепость мстительная рать,
Державу сердца стала разорять.
С избытком сердце утолило страсть,
Чтоб эту страсть жестокую проклясть.
Поплыл купец. Что ж, прибыль он обрел?
В пучине моря гибель он обрел!
Трудясь в саду, садовник ждал наград,
Но обломал его деревья град.
Была желанья молния светла —
Сожгла Бахрама бытие дотла.
Он драгоценный камень отыскал,
Но раздавил его камней обвал.
Он, защищая царство, поднял меч,
Чтобы мечом свою же грудь рассечь.
Хотел ресницы начернить сурьмой, —
Мир оказался черною тюрьмой.
Навылет в грудь он ранен был тоской, —
Избави бог от участи такой!
Бахрам, великой скорбью удручен,
Напоминал согбенный небосклон.
Его душа блуждала, как в лесу,
Скрипела плоть, подобно колесу,
Ужиться тело не могло с душой,
Душа для тела сделалась чужой.
Когда же к горлу подошла душа,
Бахрам поднялся и пошел, спеша
В пустыню, над которой зной повис.
Он думал: «Если жив мой кипарис, —
Благословлю удачу я тогда,
А если мертв, — заплачу я тогда,
На мертвую взгляну я красоту,
От стонов избавленье обрету,
Убью себя, с возлюбленной сольюсь,
Разлуку вечный победит союз!»
Прошел он по степным тропам стопой,
Любимую ища в степи скупой.
Но вольный кипарис нигде не рос:
Его обитель — средь пахучих роз.
Кто розу обретет в степном песке,
Когда ее цветенье — в цветнике?
Она меж яблонь скрылась от людей,
Ее найдешь по яблокам грудей.
В потере убедившись роковой,
Стал шах о землю биться головой,