Переночевав на берегу, налегке сходили к истоку Озерной — Медвежьему озеру. До него километра четыре. Побродили по ледяным припаям, местами оголившейся тропе. В отличие от Агульского Медвежье озеро, его длина километров семь, можно обойти береговой тропой. Есть глубины свыше шестидесяти метров, добычливо ловится хариус.
Вернулись к своим рюкзакам, и еще час шли вниз по реке. Заночевали же на берегу глухого ключа. Завтра должны добраться до «наших» геологов и поэтому Саша — он у нас завхоз, подобрел: сварили кисель, из остатков муки наделали галушек, лепешек.
Утром берегом ключа вскарабкались на перевал. Перед нами снова раскинулась Орзогайская долина. За прошедшие полмесяца она сильно изменилась. Почти нет снега, и когда мы спустились вниз, на тропу, даже засомневались, не прошли ли случайно избушки. Но оказалось, идем правильно. Через несколько минут вышли к стоянке геологов. С ходу выпили весь выставленный на улицу кисель. Трижды выстрелили в воздух.
Через час обнимались с обоими Валентинами. «С благополучным возвращением!»
Остаток дня прошел в хозяйственных заботах: брились, мылись, чистили одежду, проявляли пленки. Уютно устроившись вокруг костра, делились новостями.
Руководство экспедиции с «большой земли» — Валентин Косенко опять доложил по радио о нашем появлении — обратилось к нам с просьбой — составить подробное описание троп и перевалов по Кинзелюку и сообщить, появилась ли трава — корм для экспедиционных лошадей. Не советовали идти к Кан-Оклеру, так как двенадцатого к нам прилетит вертолет, «на котором вы и возвратитесь». Мы с Володей решили сходить в верховья Орзогая, пообещав вернуться к десятому.
Верховье Орзогая (а шли мы левобережными звериными тропами) нам понравилось: снега почти нет нигде, немало птицы — над рекой гуси, вдоль тропы рябчики. Очень много раскопанных мишками бурундучьих похоронок.
Дважды вспугивали маралух. Первая (она лежала в траве на склоне) подпустила метров на сорок, спокойно осмотрела нас и, не торопясь, ушла. На вторую мы наскочили после крутого поворота тропы — это километрах в двух не доходя до рухнувшего в долине реки гигантского сухого кедра. Увидев пасущегося в двадцати метрах зверя, я замер. Идущий сзади Володя налетел на меня. «Кто это?» Самка подняла голову и, смешно растопырив на маленькой головке уши, уставилась на нас. От наших шевелений и перешептывания — Володя стал вытаскивать из моего рюкзака аппарат — маралуха, грациозно подпрыгивая, отскакала подальше. Шутки ради, поманил ее кабарожьим манком — один лежал у меня в кармане. Эффект превзошел все ожидания! Самка заметалась, снова приблизилась к нам в поисках теленка. Оказывается, голоса кабаражонка и мараленка похожи!
Поход в верховья Орзогая занял у нас трое суток. Сузившаяся межгорная котловина вытеснила нас к речке, а потом и совсем мы остановились. Снега в верховьях еще предостаточно.
За время нашего отсутствия наши друзья видели маралуху, лосенка, собрали гербарий из характерных для Саян растений. Мы раскладывали на листах бумаги и фотографировали на цветную пленку хвойные: кедр, ель, можжевельник, лиственницу, пихту, потом — все, что росло поблизости: стебли чемерицы, корень ревеня, черемшу, даже круглолистую березку. Оба Валентина, лазавшие на голец правого берега, принесли рододендрон даурский. Название растений определяем по книжке Федоровых «Два года в Саянах». Геологи, прочитавшие ее в наше отсутствие «от корки до корки», оказывается, хорошо знакомы с проводниками ботаников. «Стародубцев недавно умер, а Усов и сейчас еще жив!» Орзогай переводится как «дорога к сагаям». Не эта ли племенная группа в то время здесь кочевала? Камасинцы это или тофалары?
По радио сообщили: «Вылет вертолета откладывается…» Опасаясь опоздать из отпуска, решили начать переход к Кану, там рубить салик и плыть самим. На всякий случай оставили летчикам записку, просили, если заметят костер, забрать нас.
Преградивший нам путь Малый Агул переходили невдалеке от огромной лиственницы с гнездом скопы на вершине, — по каменистому перекату. Искупались все, даже могучий Володя. Уж очень сейчас сильное и бурное течение.
Тропа по берегу Малого Агула неожиданно кончилась. Отвесная скала обрывалась в реку, а обойти ее берегом уже нельзя — вода поднялась. Только приблизились к обрыву — сверху загрохотал камнепад. Нашли более пологий подъем и полезли на гору. По компасу взяли направление на Тукшинское белогорье — оно отсюда, с горных вершин, совсем близко. Старались идти натоптанными звериными тропами, зная, что они не подведут. По каменистой, покрытой ягелем, а местами редкими кустарниками поверхности белогорья, идти легко и приятно, здесь гуляет прохладный ветерок. Через три дня, когда уже шли по прорезающей его с юга на север тропе, увидели летящий к экспедиции вертолет. «Обратно он может пролететь минут через сорок-пятьдесят». Вскоре тропа подвела нас к разрушенному лабазу, и мы спустились в заболоченную долину. «Скорее костер!»