— Кто говорил? — солнце должно было пройти зенит, но, видно, зацепилось за что-то наверху и беззаботно не двигалось с места. В этот раз Влад посмотрел на меня не только жалобно, но и изучающе. У него что-то болело — это было очевидно.
— Пат, — сказал он. — Мне сказала Пат.
Я набрал холодного вина в рот и вспомнил, как в школе, а потом в институте нас обучали начаткам философии — в частности, одной теории под названием субъективный идеализм. Из нее следовало, что весь мир вокруг есть лишь создание нашего мозга. Закрыв глаза и проглотив вино, я решил, что когда их открою, то Влада не будет — в конце концов, если я его только что выдумал, то в моей власти его стереть.
Он был на месте и терпеливо ждал, пока я закончу свои эксперименты.
— Вы общались с Пат? — спросил я лениво. Все было как обычно — Пат уезжала и, как будто, исчезала вообще. Потом обязательно возвращалась, и я мог ее осязать — быть уверенным, что она существует на самом деле. Подобная практика полностью укладывалась в другую теорию под названием объективный идеализм.
— Нет, конечно, — Влад дернул толстой щекой. — Я имею в виду, что сказал правду вашему менту — я действительно не видел ее сто лет.
— И что, — я смог улыбнуться, — случайно встретили вчера на улице?
— Нет, — Влад залпом выпил вино и покачал головой. — Она мне позвонила.
* * *
Третий раз произошел в Дамаске, еще до последней войны. Мы путешествовали по Сирии — это было очень интересно. Накануне мы побывали в Маалюле и Саеднае, особенных планов на сегодня не было. Я предложил погулять по городу.
— Мечеть Омейядов, рынок Аль-Хамидия, Прямая улица — она так и называется «Ректа», там крестили апостола Павла, пещера Первой Крови… тебе интересно что-нибудь из этого? — спросил я Пат, которая стояла у окна в удивительном номере, где нас поселили. Потолки в нем были высотой метров семь, окна с деревянными рассохшимися резными ставнями — около трех. За окном виднелся старый город, звучал призыв к молитве, силуэт Пат как будто купался в медового цвета древнем воздухе.
— Нет, — сказала она, не повернувшись, — мечети похожи друг на друга, на базаре будут толкаться и кричать в ухо. Можно было бы прогуляться по улице, но пещера мне кажется интереснее. Расскажи.
— Видишь ли, — я тоже подошел к окну и теперь вместе с Пат любовался видом, — Дамаск якобы самый старый город на земле. Настолько старый, что на горе Касиюн — отсюда ее не видно — якобы находится пещера, где Каин убил Авеля. А поскольку до этого еще никто никого не убивал, то получается, что в пещере пролилась самая первая человеческая кровь. Пещера вскрикнула… словом, там много всяких красивых деталей.
— Ого, — протянула Пат задумчиво, — на такое, конечно, следует посмотреть.
Когда мы добрались до места, где начиналась улица, ведущая к пещере, стало понятно, что своими силами нам понадобится несколько часов, чтобы добраться до нее. Угол, под которым улица поднималась наверх, был очевидно больше сорока пяти градусов.
— Ты же знаешь, — сказала Пат, — бегун или альпинист из меня никогда не получится. Давай-ка поищем машину.
Машина — крошечный грузовичок — нашлась тут же, и за доллар и десять минут нас домчали до места почти что по вертикальной стене. Пат не пожелала сидеть в кабине и стояла рядом со мной в кузове, с восторгом оглядывая стремительно мелькающие дома и людей.
Смотритель был одет в зеленый бархатный халат на белые широкие штаны с длинной свободной рубашкой, туфли с загнутыми концами и белую чалму. На носу у него были круглые очки, вокруг рта — круглая короткая бородка. Он остановил нас у входа в пещеру.
— Вы должны сейчас сосредоточиться, — сказал он серьезно. — Ведь это была самая первая кровь.
— Вы правда верите в это? — также серьезно спросила его Пат. — В Каина с Авелем, в Адама и Еву, в рай и ад?
— Это не имеет никакого значения, — быстро проговорил мужчина, — верю я или нет. Если человек может умереть, значит, все это возможно. Это настраивает на определенный лад. Мне было бы гораздо легче, если бы я твердо знал, что верно обратное.
— Что человек, на самом деле, никогда не умирает? — спросила Пат.
Человек в чалме, как мне показалось, неуловимо быстро кивнул в ответ и улыбнулся.
— Я вижу, что мне нечего вам рассказать. Вы во всем разбираетесь сами. Пойдемте. Сейчас вы увидите отпечаток ладони архангела Гавриила.