— Не сдержишь?! — расхохотался Радамант, и змеи, оставив мои ноги, вытянулись еще больше и закачались перед моим лицом.
Удары сердца стали оглушительными. Сердце дрожало и изгибалось, словно ожидая некой страшной и сладостной одновременно участи.
— Только попробуй! — сине-голубые змеи отпрянули, вернувшись к своему хозяину. — Так что, согласен?!
— Согласен! — крикнул я. — Но все же?! Что будет?!
— У тебя будет бесконечность, чтобы пожалеть об этом! — голос Адама грянул, и одновременно сотни тростниковых багровых копий взлетели в воздух, застыли на мгновение и упали одновременно, пронзив стальное сердце! Оно взорвалось, выплеснуло себя словно бы холодное мерцающее облако, которое заполнило все вокруг.
Я находился внутри этого облака один. Вокруг была тишина и перламутровый покой.
Глава пятая
— Привет, — сказал Харон. — Значит, тебе все-таки удалось прорваться? Не знаю даже, стоит ли за тебя радоваться.
Пейзаж вокруг был точно таким же, как в тот миг, когда я покинул черную хижину на берегу Ахерона. Травы, лианы, ромашки и пальмы — живописный и теплый ласковый сад. Харон ободряюще смотрел на меня, и я подумал, что внешне он вновь больше напоминает майора Пино, нежели мрачного перевозчика.
— Но я тебе сразу скажу, — продолжил он. — Не задирай нос. Ты и понятия не имеешь, почему все произошло именно так.
— Я совершил сделку.
— Ты дурак, — дружелюбно сказал Харон. — Нужны им твои крохи, сто лет. Знаешь, сколько здесь всего душ? Больше ста миллиардов. И кое-кто из них отдали бы мать родную в публичный дом, только бы вырваться отсюда.
— А я сюда, — ко мне тихо возвращалась способность улыбаться.
— Да, — кивнул Харон. — Ты сюда. И у меня есть основательное предположение, почему тебя все-таки пустили. Впрочем, пойдем. Я тебе все расскажу по дороге.
Мы пошли прекрасной лесной тропинкой. Богатство растений поражало воображение. Я с детства не был силен в ботанике, и как выглядит липа, запомнил, например, только к тридцати годам. Из цветов я уверенно определял ромашки с гиацинтами, гвоздики, гладиолусы, розы и лилии. Пионы. Путал подорожник с конским щавелем. Не знал, как выглядит бук. Мог определить дуб и платан. В тропических растениях я вообще ничего не понимал. Словом, все это попадалось нам по пути и еще в сто раз больше.
Мы шли, ступая по мягкой траве, пока я не понял наконец, чего не хватало.
— Почему так тихо? — спросил я Харона. — Где пчелы, птицы, белки, ежики какие-нибудь?
— Да? — удивился он. — Но ведь это людской загробный мир. Откуда здесь возьмутся ежики?
— А куда же тогда они деваются после смерти?
— Никуда, — Харон поддел ногой шишку. — Просто умирают. Души-то ведь у них нет.
— Тогда что здесь деревья делают?
— Ну, ты скажешь! — Харон слегка возмутился. — Здесь, конечно, не Версаль, но какие-то декорации все равно нужны.
— Ладно, — я не стал спорить. — А где же души? И вообще — куда мы идем?
— Я — на работу, — Харон поддел следующую шишку. — А куда ты — не знаю. Ты хотел попасть в подземное царство, чтобы искать свою девушку — милости просим. А уж как ты ее будешь здесь искать — это, прости, твое личное дело.
Я немного растерялся.
— А вы мне не поможете?
— Вот еще, — Харон неожиданно остановился и прислонился спиной к толстому дереву с бугристой корой. — Чего ради? Я занятой человек.
— Ладно, — я сделал следующую попытку. — Тогда объясните, почему меня пропустили — вы обещали.
Он с лукавой улыбкой, к которой было подмешано презрение, посмотрел на меня.
— Точно не знаю, — протянул он. — Но сам подумай — здесь, как я уже сказал, примерно сто с лишним миллиардов мертвых человек содержится. Во много раз больше, чем снаружи живых. Значит, во-первых, такие, как ты — это невероятная редкость, чудо чудное. А во-вторых, ты сейчас примешься делать разные смешные суетливые глупости. Искать, словом. Местное начальство получит развлечение, наблюдая за тобой. Вдумайся еще раз — сюда не каждый день такие герои заглядывают. На Луне и без кислорода. Поэтому и пустили, что шансов у тебя нет.