— Тут механика простая, — перевозчик щелкнул пальцами, и над широкой рекой, другой берег которой был практически не виден, протянулся гладкий на вид мостик без перил. — Волнуются, — он посмотрел в сторону теней — это были те, которые не влились в асфоледевый рай. — Сейчас все пойдут на тот берег. Ты с ними.
— А как называется река?
— Флегетон, — Харон был любезен как экскурсовод. — Наполнена горящей кровью. Можете не спрашивать, что там внутри происходит — не был, не знаю. Но вряд ли это похоже на ванну с душистой солью. Мое воображение подсказывает, что упор тут сделан на мучение в сочетании с бесконечностью. Когда очень больно, а ты понимаешь, что будет только хуже.
— Послушайте, — сказал я, содрогнувшись, — по реке поплыл пузырь, на поверхности которого, как мне показалось, переливались мириады измученных, страдальческих глаз. — Значит, в самом деле есть связь между тем, что делал человек на земле, и тем, что ждет его здесь?
— А почему ты решил, что нет?! — изумился Харон.
— Если богам нет дела до живых, то почему им должно быть дело до мертвых? Умер — так умер, непонятно, зачем все это вообще.
— Ого! — изумление в голосе Харона возросло еще на октаву. — Смело! То есть, по-твоему, мы тут чепухой занимаемся? И можно нас закрыть безболезненно? А как же твоя Пат? Ты что, предпочел бы, чтобы она умерла совсем, без следа и малейшей надежды?!
— Я счастлив, потому что встретил ее, — ответил я. — Я был счастлив целых несколько лет. Мало кому выпадает такое. Мы очень долго прожили вместе.
— К черту пафос! — глаза Харона загорелись. — Ты затеял интересный разговор. Согласен, твоя история — твое маленькое личное дело, но подумай — ведь кроме тебя есть еще миллиарды людей, как быть с ними?!
— Никак не быть! — он заразил меня свои азартом спора. — Если бы люди точно знали, что после смерти ничего нет, то, может быть, и жили моральнее. Знали бы точно, что конец — это конец.
— Звучит парадоксально, — перевозчик сделал знак, и тени пошли по мостику. Неуверенно, не быстро, они семенили, боясь поскользнуться. — По-твоему, боги должны были дать такой сигнал людям? Но мне сдается, нынешний сигнал гораздо лучше — ты можешь сделать выбор еще на земле.
— Какой выбор? — я не был уверен, что хорошо понял его.
— Выбор вечности.
— А если она мне не нужна?
— Ну-ну, — Харон успокаивающе похлопал меня по спине. — Нужна, не нужна… вечность все равно существует.
— Может быть, — я подыскивал слова. — Но сейчас получается, что смерть — это форма жизни…
— А ты бы хотел наоборот? — засмеялся Харон.
— Все равно не понимаю, — я следил за цепочкой теней, первые из которых, наверное, уже достигли противоположного берега. Ни с одной из них ничего не произошло. — Кто это вообще такие? — кивнул я в их сторону.
Все новые тени вступали на мостик и шли медленно — так, что казалось, что ползет длинная, без конца, бледная гусеница над красной разгулявшейся водой.
— Ну как же! — во взгляде перевозчика появилась укоризна. — Я ведь уже говорил. Часть из них в ад, часть здесь останется, — он сделал паузу. — А часть, понятно, в рай попадет.
— Еще один рай?
— Не-е-т, — протянул Харон. — То, что ты видел — это не рай. Это как в телевизоре жить. Пестрая пустота. Настоящий рай… — внезапно одна из теней вывалилась из цепочки и упала в кровавый поток.
Я ожидал моментального погружения, вскинутых рук, напряженной разогнутой шеи утопающего — ничего этого не произошло. Человек стоял на кровавой воде как приклеенный. Кровь текла, а он оставался недвижим. Потом на его теле, на ногах, руках, лице стали набухать сосуды.
Они вздулись под кожей, сделались видными, толстыми, пока один из них — сколько я мог разглядеть, это была бедренная артерия — не прорвался наружу. Человек инстинктивно хлопнул ладонью, пытаясь зажать разрыв, но это была тщетная попытка. Один за другим, сосуды упругими трубками вырывались из плоти в разных местах на ногах. Это было неприятное зрелище, но это было только начало представления. За ногами последовал живот, грудь и руки украсились артериями разной толщины.
В тот момент, когда напряженные сосуды изуродовали шею и лицо несчастного, они стали лопаться и зиять просветами. Вопреки ожиданиям, кровь не хлынула из них — хотя это было так ожидаемо. Напротив — сосуды продолжили выползать изнутри, тянуться, пока не приникли к горящей крови Флегетона.