— Но я не хочу.
— Вы же слышали. Не дай вам бог закрыть глаза. Или вмешаться. Вы просто смотрите, или все это будут делать с вами.
— Но я ведь могу просто никуда не идти.
— Тогда они назавтра придумают для меня особо лютую муку. Потом, сейчас я могу быстро провести по подвалам, вы будете бросать взгляд и уходить. Откажетесь — всю эту невероятную мерзость устроят так, что она окружит вас без выхода — это будет еще хуже.
— Хорошо, — согласился я. — Но… вы ведь и сами должны сегодня истязать другого человека?
— С этого и начнем, — Гай взял меня за руку и повел в один из темных провалов.
Проход был узкий, казалось даже, что стены сходятся, чтобы раздавить нас по дороге — хотелось бежать, хотя бы даже в ту темноту, что была впереди. В темноту, слепленную из страха как из нечистот.
Протиснувшись, мы оказались в круглом зале с голой лампочкой на потолке. На деревянном табурете в центре сидел плотный крепкий мужчина с длинными усами и с повязкой, из которой следовало, что его зовут Осман-оглы и что он башибузук. По периметру комнаты стояли вдоль всей стены столы с различными пыточными инструментами.
Увидев нас, башибузук заскрипел зубами и закричал:
— Я убью тебя, клянусь аллахом, я тебя убью!
— Конечно, — глаза александрийского книжника сузились, вид стал сосредоточенным. — Завтра аллах тебе поможет, а сегодня я для тебя сам аллах. Ну-ка, на четвереньки, — скомандовал он грозно, и башибузук послушно опустился на пол.
Связав руки разбойника, другой веревкой Гай ловко стянул его лодыжки.
— Он очень глупый, — сказал он, — этот Осман-оглы. Самой простой вещи не может понять.
— А чего вы хотите? — спросил я.
— Ну как же! — удивился Гай. — Вы же современный человек, разве не знаете, что любимая забава всех этих османов была людей за ноги подвешивать. Кровь к голове приливает — это очень больно. Глаза надуваются как яблоки.
— Зачем вы мне это рассказываете?
— Чистоплюй вы, — укоризненно проговорил Гай. — А я просто хочу, чтобы он меня понял.
Он подошел к одному из столов и взял в руки что-то, напоминающее толстый короткий шнур с кисточкой на конце.
— Я проклинаю тебя! — закричал разбойник. — Я проклинаю всю твою семью до самого последнего человека! Аллах покарает тебя!
— Все может быть, Осман, — хладнокровно произнес Гай и всунул шнур в задний проход разбойника — тот задергался, повисшая кисточка стала раскачиваться.
— Что это такое? — воскликнул я, чувствуя отвращение к александрийцу.
— Ослиный хвост, — ответил книжник. — Теперь ты превратился в осла, — он нежно обратился к башибузуку, который надрывался в бессильной ярости.
— Я вырежу твои кишки! Я проткну твое сердце насквозь! Я сдеру тебе кожу с пяток!
— Все правда, — обратился ко мне Гай. — Завтра он подвесит меня вниз головой, а напоследок выполнит все перечисленное. И это после того, что я всего лишь слегка поиздевался над ним. Вот — пытаюсь приучить его не мучить меня в качестве благодарности — ничего не выходит. — Хватит орать! — он взял с другого стола кусок свиного сала и ловко заткнул им рот Османа. — Захочешь покричать, правоверный, поешь сала — оно вкусное.
— Но он же не может жевать и глотать, — сказал я, глядя, как лицо разбойника стало наливаться кровью. — Ведь на том свете никто не ест.
— Пойдемте, — Гай развернулся к выходу. — Конечно, не ест и не может, но когда человека мучают, кого интересует, что он может?
Через некоторое время мы вернулись в пустой барак, где от стенки к стенке летали стоны и крики.
— Ну что? — спросил книжник. — Какие мучения вам кажутся самыми гнусными? Осмотр лучше с них начинать. Чтобы потом перейти к казням помягче, почеловечнее.
Глава одиннадцатая
— Подождите, — остановил я Гая после того, как мы вышли из очередного пыточного подвала и я остановился, чтобы хоть немного придти в себя. — Могу я вас спросить кое о чем?
— Можете, — ответил книжник. — Только быстро. Тут все за всеми следят. Мне не хочется получить из-за вас лишнюю порцию завтра.
— Быстро, — кивнул я. — Вы сказали, что пытаетесь приучить не мучить вас, щадя Османа. То есть если все здесь договорятся, то никакого ада не будет?
— Теоретически так. Но поймите, здесь потому и ад, — сказал Гай из Александрии, — что это невозможно.