Влад неожиданно хмыкнул.
— А ведь и вправду называю. Никогда не замечал.
— Хватит, — я улыбнулся, хотя и получилось криво. — Вы просто ее запугали. Пат мне рассказывала, что у вас необузданный характер. Не знаю, что вы ей там наговорили, только она вынуждена притворяться. Может быть, вы пообещали убить ее. Или меня.
— Вот именно, — глаза Влада снова налились яростью. — И это я сейчас сделаю!
Надо быть большим дураком, чтобы в такой ситуации попасться второй раз. Я с силой толкнул ему под ноги стул с вышивкой, он проехался по начищенному паркету, и Влад шлепнулся так, как падают маленькие мальчики — прямо на свой толстый большой зад. Пока он поднимался, я был уже на той дистанции, откуда мог достать его любым ударом. Влад выпрямился и тут же получил прямым в нос — не он один занимался боксом.
К моему удивлению, он устоял, тогда я пробил двойку, левый прямой плюс хук справа, он даже не успел поднять руки для защиты, это было все равно что избивать младенца. Приятное у него было лицо — толстое и упругое, как тренировочная лапа. Он устоял и на этот раз, хотя что тут странного — он был тяжелее меня килограммов на тридцать. Два апперкота — сначала левой по печени, правой в подбородок — тоже, казалось, не сломили его, но так показалось только в первый момент — Влад покачнулся и снова упал. Как маленький мальчик.
Он сидел, как сидят плюшевые медведи, с такими же, как у них, стеклянными глазами, разве что не улыбался. На всякий случай я приготовился добавить ему ногой — вернуть должок, — как подбежавшая Пат обхватила меня, прижав к себе мои руки — она была очень сильной.
— Пойдем, — зашептала она мне в ухо. — Все кончилось. Пойдем. Не бей его больше. Он не виноват. Просто он меня любит.
Я попытался вырваться, тем более что Влад опрокинулся на бок и как-то проворно пополз прочь из комнаты, оставляя красный след, словно это живописец небрежно и бесцельно вел кистью.
— Не надо, — вновь зашептала она. — Ты ведь победил. Он ни в чем не виноват. Ты же сам сказал, что он сумасшедший.
— Я свяжу его, — ответил я в возбуждении. — Ты не знаешь всего. Он в сговоре с полицией. Ему нельзя дать возможность позвонить. Если они объявятся здесь — все начнется снова. Я не могу так рисковать.
— Нет, милый, нет, — она по-прежнему держала меня как капкан. — Никакого риска нет. Уже ничего нет. Пойдем скорее отсюда.
Правильнее было бы не послушать ее, правильнее, но не проще — ведь я столько прошел ради этой минуты. Я так волновался, что не мог даже радоваться.
— Хорошо, — сказал я. — Давай уйдем. Может быть, мы даже успеем на самолет. Ты помнишь, что мы должны были улететь сегодня?
— Конечно помню, — она гладила меня по волосам — словно жалела меня.
Мы прошли вереницей богатых комнат и оказались в обширной прихожей, где на стенах висели картины, а в камине горело яркое пламя, отражаясь от деревянных темных панелей. Оставалось только перешагнуть через порог.
— Стойте, — прозвучал голос, мы повернулись и увидели Влада, который показался из другой двери. Он как будто успел умыться и привести себя в порядок — по крайней мере, ни на лице, ни на одежде у него крови видно не было.
Он был бледен и спокоен, этот чертов Влад, он смотрел на нас без сострадания, он держал обеими руками большой кухонный нож, направив его острие себе в грудь. Это было как наваждение — мы не могли от него избавиться!
— Если она уйдет, я убью себя! — воскликнул он патетически, но это не прозвучало смешно — не до смеха было. Пламя приплясывало у него на щеках. — Я проткну себя, — сказал он спокойно. — И покоя вам не будет.
— Плевать я на тебя хотел, — я попытался разозлить его.
— Только попробуйте, — он подошел поближе, и я увидел, что лицо у него в поту. — Я люблю ее больше жизни! Я не буду жить…
— К черту, — я повернул ручку двери, когда Пат вскрикнула, а он резким движением вогнал клинок себе между ребрами.
Пат закричала так громко и отчаянно, что мне показалось, что и без того тусклый свет от камина вовсе приник, опал на пол, а потом заметался по углам. Она кинулась к нему, и я вдруг подумал, что он отправляет в ад всю мою жизнь и жизнь Пат, он был чертов себялюбец и, наверное, совсем не умел проигрывать.
Оторопелый, я смотрел, как Пат суетится вокруг него, пытается удерживать его голову, как он прежним решительным движением взял и вытянул нож из раны. Кровь не хлынула ручьем — случилось худшее.