- Ну хорошо, - сказал он, - оставим это. Расскажите по порядку, что вы сами наблюдали в тот день.
- Ну что - про то, что нас с Лихачевым направили в сборочный цех из-за сигнала о замедлении реакции манипулятора, вы уже знаете?
- Да. Рассказывайте, что было в цехе.
- В цехе я пошел к стойке управления и переключил манипуляторы, а Лихачев занялся аварийным устройством.
- Во сколько это было?
- Не помню, я не смотрел на часы. Но вы можете получить распечатку системного журнала на магнитной лен...
- Да-да, знаю, знаю. Продолжайте.
- Так вот, Лихачев возился у манипулятора, я находился у стойки, и вдруг в цех врывается Морозов и бежит прямо к Мишке... к Лихачеву. Что они там говорили, я не слышал, но назад он шел с каким-то ошарашенным видом как у человека, который ничего понять не может. Он подошел ко мне и я, естественно, спросил, что он тут забыл. Он ничего сначала не ответил, а потом сказал: "А к нам шаровая молния залетела..." Я никогда в натуре шаровой молнии не видел и стад расспрашивать, что и как, но он думал явно не о том, и, повернувшись, смотрел на Лихачева. Ну, я решил выбежать, поглядеть - может, она еще не исчезла. Я успел пройти полдороги от цеха к административному корпусу, когда действительно увидел молнию - светящийся шар, сантиметров 15 в диаметре. Она вылетела из дверей нашего корпуса и медленно летела по направлению к сборочному цеху. Я застыл на месте и глазел на нее. Она прошла над моей головой, влетела в раскрытый дверной проем сборочного цеха и исчезла из виду.
- Сколько это заняло времени?
- Не знаю. Может быть, минуты две-три.
- А дальше?
- Дальше... Как только молния влетела в цех, меня охватил непонятный страх. Я чувствовал, что сейчас должно произойти что-то ужасное, но не мог двинуться с места, стоял как парализованный - ноги слабые, по лбу холодный пот течет. А через пару минут из нашего корпуса выбегает начальство, выбегают Дежурные техники и мимо меня, к сборочному... Я опомнился - и за ними. Ну, а в цехе уже все кончено - Лихачев мертвый, а Морозов стоит над ним с разводным ключом в руке. Я этот ключ у него из рук и вырвал. Вот, собственно, и все.
- Благодарю вас.
Следователь потер ладонью лоб. Разговор с Агинским, на который он возлагал столько надежд, его разочаровал. Он узнал лишь несколько новых деталей - все они хорошо стыковались с показаниями других свидетелей, но совершенно не объясняли нелепого поведения и нелепых показаний самого Морозова.
Молчание прервал Агинский.
- Скажите, это правда, что Морозова в убийстве обвиняют?
- Ну, пока такого обвинения не выдвинуто, но некоторые странности его поведения и противоречивые показания делают возможным и такое допущение...
- Но это же нелепо! У него не было совершенно никаких причин. Поверьте - я их обоих знаю хорошо и сразу могу сказать - это абсолютно немыслимо!
Холмский не ответил. В голове не было ни единой дельной мысли. Он понимал, что время уходит впустую, что свидетеля пора отпускать, но не мог этого сделать. "Хоть бы одну зацепку", - подумал он.
А вслух сказал:
- Скажите, вы ведь учитесь на философском факультете - чем вы занимаетесь?
- То есть?
- Ну, скажем, темы курсовых у вас совпадают?
- А, это... Нет, Морозов с Лихачевым занимались логикой, а у меня другое направление. А что, это имеет какое-нибудь значение?
- Может быть, может быть, - ответил следователь несколько уклончиво, подумав про себя: "Боже, что за глупости я у него спрашиваю!.."
- В прошлом году я писал курсовую по философским проблемам пространства-времени. А в этом меня заинтересовала другая тема, сейчас я занимаюсь новым синкретизмом.
- Чем?
- Синкретизмом. Был в истории период, когда мышление человека было синкретическим. Вся интеллектуальная деятельность человека сводилась к созданию мифов, и мифы в те времена играли роль и науки, и искусства. Они отражали мировоззрение и устанавливали правила социального поведения. Теоретическая сфера деятельности была единой, нерасчлененной.
- Ясно. А что значит - новый синкретизм?
- Я пытаюсь доказать, что довольно скоро мы вернемся к синкретическому мышлению на новом, более высоком уровне. Знаете ленинскую идею развития по спирали - "от коммунизма первобытного к коммунизму научному"? Так и тут. Первая форма синкретического мышления существовала в виде мифологии. Потом мыслительная деятельность распалась на отдельные, почти не пересекающиеся потоки - наука, искусство, философия. Но мы стоим перед синтезом - будет создана новая мыслительная среда, в которой эти три потока снова сольются воедино. А то нынче процесс ветвления и раздробления зашел так далеко, что даже в рамках одной дисциплины представители разных ветвей не понимают друг друга... Словом, наше мышление должно сделать очередной качественный скачок...
Следователь невольно вздохнул.
- Жаль, что оно его еще не сделало...
Агинский внимательно посмотрел на него и осторожно спросил:
- А что... трудности возникают?
- Трудности!
И тут вконец зашедший в тупик следователь сделал то, чего делать ему не полагалось ни в коем случае - стал делиться сомнениями со свидетелем.
- Применить бы это ваше новое мышление к такой вот задачке: как объяснить поведение Морозова? Зачем он побежал в цех? Что означает фраза, сказанная им Лихачеву: "Ты еще жив?!"? Вы, кстати, знаете, что он задал покойному такой вопрос?
- Н-нет. Впервые слышу.
- Так вот, был такой вопрос. И как вы объясните, что показания всех свидетелей в общем согласуются, но находятся в резком противоречии с показаниями самого Морозова?
- И в чем они расходятся?
- А в том, например, что начальники ваши, глядя на экраны своих телевизоров, в пятнадцать сорок семь видели Лихачева, копающегося у манипулятора, а Морозов показывает, что в это же самое время на экране своего телевизора, подключенного к тому же канату, к той же камере, он видел Лихачева, лежащего в луже крови, и видел кого-то склонившегося над ним, кого-то, кого он не узнал, но кто работает на вашем же предприятии. Вы можете это объяснить?
- Нет... Но если Морозов действительно увидел что-то такое на экране, то это, по крайней мере, объясняет, почему он бросился в цех и почему произнес эту фразу...
- Но как он мог увидеть то, что еще не случилось? Не проще ли предположить наоборот - чтобы объяснить свое поведение, он выдумывает, что увидел на экране что-то странное? Ведь кроме него самого никто этой картины не видел. Расхождение получается - Лихачев погиб в пятнадцать часов пятьдесят четыре минуты тридцать секунд, а Морозов (и только он один) видит это в пятнадцать сорок семь - неувязочка... Если бы он наблюдал гибель Лихачева вместе с начальником цеха и начальником смены, то он не мог быть в это время в цехе, а раз он был в цехе, то не мог видеть эту сцену по телевизору. Не сходятся у него концы с концами, а зачем он орет - я понять не могу.
На этом разговор закончился. Агинский вышел из кабинета следователя в полной растерянности.
7
Нестерпимо яркая голубизна неба, если смотреть в зенит, переходила в темный фиолет. Далеко, далеко внизу сверкали белизной заснеженные пики и хребты, темнели бездонные ущелья. Ни одно облачко не нарушало пустоты этих беспредельных абстрактных просторов. Облака, как и горы, были далеко внизу. Впрочем, совершенно незаметно, оказались они уже совсем рядом, и белизна их пушистых клубов слепила глаза не хуже кристалликов снега на вершинах безымянных гор.